Юрий Меркеев - Трещинка. Для тех, кто любит магический реализм

Она ласково взглянула на Сергея, которому всегда нравилось, когда его новая жена ругала в его присутствии старого мужа (ведь это было почти тоже самое, что хвалить самого Сергея), и тихо произнесла:

– Я скоро, милый. Ты пока машиной займись. Попробуй понять, почему на полпути в деревню у нас неожиданно испортился кондиционер. И вообще…

Вика была удивительно красива какой-то особенной «неподиумной» живой красотой. Сказочник знал толк в женщинах. Сергей потянулся к ней и поцеловал в губы.

– Постарайся недолго. Если ему понадобятся деньги, дай. Все-таки человек умирает. Надо уважить, даже если он никого в своей жизни не уважал.

– Спасибо, милый, – нежно пропела Вика. – Ты такой щедрый.

Она вышла из машины и направилась в сторону главной и единственной улицы деревни. Было тихо. Только высоковольтные провода издавали странные щелчки и гудели, как заколдованные. В такую жару даже деревенские псы ленились тявкать. Полуденное солнце поливало землю точно расплавленным металлом из литейной печи. Душно было до тошноты. Ей и раньше это место не очень нравилось, еще когда она была женой Алексея и была отравлена его бесчисленными фантазиями, как наркотиками. Тем более сейчас, когда сама местность будто впитала в себя все его яды. Вика была тут раза два или три; Алексей приезжал оформлять документы на право наследной собственности на старый деревянный домик, принадлежавший его покойной бабушке. С той поры Вика поклялась себе больше не посещать этого Богом забытого места.

Ей было жутковато от близости «поющих» болот и заброшенных торфяников с водой коньячного цвета, от которой исходил опьяняющий горько – сладкий запах каких-то ядовитых трав, вызывающий головокружение и тошноту. В этом уголке как будто сама жизнь была обречена на умирание. Видимо, поэтому сочинителя потянуло именно сюда умирать. «Этот человек, – думала она, – даже свое умирание хочет обставить как сказку. Несносный человек!»

Она прошла несколько домов вдоль улицы и не ощутила здесь никаких признаков жизни. Не лаяли собаки, не мычали коровы, не блеяли овцы, обычные для деревень; не встречались люди. Только маленькая собачонка с персиковыми кудряшками молча сопровождала Вику на почтительном расстоянии от нее и как-то странно, по-человечьи и даже по-женски ревниво поглядывала на гостью. Вика остановилась перевести дух, вытащила из пакета пирожок с мясом и поманила странную псинку. Та замерла, как вкопанная, и даже носом не повела на предложенное угощение. Вика бросила пирожок и пошла дальше, а собака демонстративно проигнорировала подачку, и, задрав кверху свою симпатичную мордочку, потрусила за ней следом. «Люди, ау! Где вы?» – мысленно прокричала Виктория, чувствуя, что ощущение сказочности и отравленности этого места все больше одолевает ее. «Сейчас выплывет черт с рогами, ухмыльнется и скажет: «Добро пожаловать в ад. Оставь надежду всяк сюда входящий», – подумала она и тут же поймала себя на мысли о том, что она говорит его словами и думает его мыслями. – «Этак я от него всю жизнь не отвяжусь. Дьявол! Глубоко он во мне сидит. Такого просто так из себя не вытравишь. Даже наполовину мертвого».

Около домика сочинителя она остановилась для того, чтобы еще раз перевести дух. Собачка, которая ее сопровождала, неожиданно прошмыгнула мимо нее в калитку и только теперь залаяла. В окне дома показалась тень ее бывшего мужа. Боже, как он исхудал! Лицо его было желтой восковой маской, глаза слезились, видимо, от тех ядов, что он принимал. У него была последняя стадия онкологии. Увидев бывшего мужа таким, Вика почувствовала непроизвольный приступ жалости, а ведь она шла сюда совсем с другими намерениями – не пожалеть, а отругать его за то, что он сбежал из дорогой частной клиники, в которую Сергей передал аванс в размере трех тысяч долларов.

Она удержала волевым усилием слезы на полпути от сердца к глазам и вошла в калитку. Старый дом был подстать своему больному хозяину, – он истончился до той мрачной глубины, за которой проглядывала бездна вечной жизни.

Когда она вошла в дом, сочинитель сидел в кресле – качалке и курил. Перед ним на столе среди пустых ампул, грязных шприцов и упаковок из-под таблеток стояла начатая бутылка портвейна.

– Ну, здравствуй, Алексей.

– Здравствуй, Вика.

Голос его был сухим и трескучим как дробь деревянной палки о дерево. На лице застыла печать смерти. Вика положила на пол пакеты с продуктами и присела на стул, стараясь не встречаться с ним взглядом. Ей нужна была дистанция, которую даже врачи выдерживают с умирающими больными. В ней сидел какой-то неосознанный страх, будто бывший муж мог заразить ее вирусами смерти.