Андрей Иванов - Таёжный монах. Необыкновенные случаи в монастыре и живые рассказы о самых светлых людях

Однажды я приехал на машине друга, собрал личные вещи и ушёл из развалившейся семьи. Терпеть этот холод было уже невозможно. Вернуть чувства, я понимал, не получится. А притворяться и врать сил не было.

Потом съемные квартиры, одиночество, тоска.

Было очень холодно. Ноябрь. Зашел погреться вечером в церковь. Домой не хотелось. Меня там никто не ждал. Сел посидеть на лавочку…

Когда храм опустел, ко мне подошёл какой то бородатый дед в длинной рясе.

– Извините, церковь закрывается, приходите завтра.

Я посмотрел ему в глаза и вдруг заплакал. От бессилья, от тоски, от нежелания жить…

Когда я немного очнулся, мы уже сидели в помещении церковного подвала. Пахло едой. Бородатый дядя говорил малоизвестными словами – «трапезная», «молитва», «епископ», «литургия»… Я что то так хорошо отогрелся, поел, и хотел только одного – остаться ночевать здесь и скорее лечь спать.

Утром я пришел в приёмную главного священника Сибири. Рассказал свою историю. А вечером того же дня уже ехал в другой город по заданию епископа работать там при церкви… Появилась какая то надежда, смысл жить и интерес к происходящему.

Поезд шел 6 часов. Всю дорогу учил наизусть свою самую первую и короткую молитву «Отче наш». Жутко хотелось курить. Но терпел.

Это было начало моей новой, совершенно неизвестной жизни.

Потом работа дворником, сторожем, звонарём, смотрителем семинарии, пение на клиросе, работа редактором областной православной газеты. Меня закрутила новая жизнь, новые перспективы, новая работа, учеба в семинарии, поездки в Москву, по Сибири… Семья потихоньку забывалась, особенно в днём и в праздники. А ночью продолжало всплывать и болеть.

Через год, ровно на Пасху, ко мне пришло решение уехать из шумного Томска в отдалённый северный посёлок на строительство монастыря.

Нашлись деньги на дорогу, вещей у меня почти не было. Маленький чемоданчик, библия, пара икон (Андрея Первозванного и Богородицы со Спасителем) и большой деревянный крест ручной работы на груди под подрясником.

И снова в путь…

Самое удивительное и забавное было то, что когда я высадился из автобуса и дошёл до переправы через реку, то увидел, нет ничего. Ни парома, на катеров, совсем ничего.

Только мерный треск и гул идущего по реке льда. Я приехал на берег весной. Река только что вскрылась от сна. И я не знал, как мне быть. Где тут есть ночлег, какой нибудь тёплый дом, где мне приклонить голову и что делать дальше?

Пустынный берег, шум ледохода, мороз, и я, сидящий на своём чемодане в раздумьях. Полный тупняк, отсутствие мыслей…

Решил помолиться и спросить совета у Господа. Полез в чемодан за молитвословом. И наткнулся на бутылёк с одеколоном. Мелькнула мысль. – Вот это поможет мне согреться.

Заранее весь сморщился и вылакал зелёную жидкость всю сразу. Закусить было нечем, но стало теплей. Я подхватил чемоданчик и двинулся вверх от берега, в надежде увидеть в наступавших сумерках хоть какие то огни…

Километра через два и правда, появились далёкие огоньки. Добрёл до них и понял, что это заброшенный лесозавод. Из трубы шёл густой чёрный дым и стало понятно, что это котельная. И главное, что она работает на удивление и наверняка в ней кто то есть живой.

Подрясник был заляпан грязью до пояса. Чемодан тоже. Я вошел. Пара удивлённых глаз уставилась на меня. Это был кочегар.

Познакомились. Я присел, он предложил выпить. Я отказался, согласившись только на чай.

– В монастырь хотели попасть, – поинтересовался кочегар.

– Да. Но вот не знаю как, – улыбнулся я.

– Завтра с утра пойдёт на тот берег катер с рабочими. На нём и переберётесь. – обнадежил меня хозяин котельной.

Это была самая незабываемая ночь в моей молодости… Грязного, бородатого, напившегося чая гостя кочегар определил на ночлег на пыльные угольные котлы. Подо мной грозно гудело и бушевало пламя, а я лежал на котле счастливый, согревшийся. Погружаясь в сладкие сновидения.

Автор в годы пребывания в монастыре. 1990 – 1992 г. Фото из личного архива автора.

Утром мы снова попили крепкого густого чая. И я побрёл на берег. Там мне стало неловко. Толпилась кучка рабочих в ожидании катера. С любопытством разглядывали меня, матерились, смеялись и курили.