Сейтек Семетей уулу - Обожествляя Чародея. Сочетание литературы и кинематографа

– Я буду выбирать последним, – категорично заявил я. Если бы я выбрал Азата, то это показалось бы подозрительным, и факт ревности выплыл бы наружу. А я, как читатели знают, не хотел ликования Наташи.

– Ладно, выбирает Илгиз, – громко произнес Володя, посмотрев на нашего вратаря.

– Азат, – сделал выбор тот.

Я прикусил губу от досады. Но Володя не растерялся.

– А ты знаешь, что между вратарями существует взаимное уважение? Собрат не бьет собрата.

– Тогда я выбираю Улана.

И Улан под всеобщий хохот и рукоплескания получил свои пять ударов. Не смеялся лишь Азат. Он чувствовал себя таким виноватым.

Володя выбрал Гену, и последний тоже, корчась от неприятного ощущения, отошел в сторону.

Сыргак «вознаградил» Адилета.

А вашему покорному слуге не пришлось даже выбирать. И так уже было понятно, кому я отвешу пинков.

Злорадная ухмылка скривила губы Володи. Не знаю, почему, но мне показалось, он не любит Азата больше, чем я. То чувство, которое я испытывал к новичку, было просто неприязнью. А вот Володя прямо-таки ненавидел его.

В глазах Азата я не прочел страха и волнения. На красивом и вдохновенном лице его было написано смирение со своей участью. Он не паниковал, не хмурился, но и не улыбался. Он сохранял спокойствие.

Повернувшись ко мне спиной, он стал ждать. Наступил кульминационный момент. Все шестеро парней стояли и смотрели на нас обоих. Они переводили свои хищные взоры с одного на другого, с секунды на секунду ожидая мощнейших пяти ударов. Они предвкушали захватывающее зрелище.

Азат стоял передо мной, и я видел его затылок, украшенный черными волнистыми волосами, почти закрывающими шею. Я видел его довольно широкие плечи, его чуть ссутулившуюся спину. Мой взгляд опускался ниже и вдруг остановился на его… ягодицах.

Черт, какой же все-таки он худой, мелькнуло в уме. Какая же у него худая и плоская попа… И я, такой сильный, с такими накачанными и жилистыми ногами, должен бить этими самыми ногами эту худую и плоскую попу… Без сомнения, ему будет очень больно. Возможно, я сломаю ему кость… Заслужил ли он это? Не знаю… Как можно расценивать то, что он подошел к Наташе и утешил ее? Простая человеческая доброта? Вероятно. Тем более, я уже замечал за ним это столь редкое в наши дни качество… Черт, стоит ли мне пинать эту беззащитную попу?.. Если честно, Азат мне ничего плохого не сделал. Понятия не имею, зачем перевелся он в наш вуз, но ничего плохого этот человек мне не сделал!

Я в смятении посмотрел на Володю. Он, смекнув, что меня одолевают сомнения, резко кивнул в сторону Азата, указывая, чтобы я выполнил то, что намеревался. И снова впился я в худые ягодицы моей потенциальной жертвы.

Может, мне ударить слегка – так, чтобы было не больно?.. Но он не заслужил того, чтобы я его вообще ударял! Разве виноват Азат, что родился таким красивым? Это же природа его таким создала. Азат – творение, что Господь сотворил, находясь в хорошем настроении… И почему я должен его бить?! Он же ничего плохого мне не сделал! Мало ли людей, которые меняют университеты. Может, наш универ понравился ему, потому он и выбрал его? Вполне допустимо… Да, я не стану его бить! Он совсем не виноват в том, что женщины благоволят к нему. Он ничего плохого мне не сделал!

– Не хочу! – решительно выразил я свое несогласие. – Я отказываюсь! Я не буду его бить!

– Как же так! – обомлел Володя. – Кир, ты должен его бить! Все эти ребята получили надлежащие им удары. И Азат также должен получить их! Все по правилам, братан, давай!

– Я сказал, я не стану этого делать!

– Ну, тогда вместо тебя эти пинки произведу я! – и Володя приблизился к Азату.

– А ну-ка, отошел! – заорал я. – Отошел, я сказал! Никто не бьет его, понятно?! Не надо прекословить мне! Это решил я! Ни я, ни еще кто-то другой не посмеет лезть к нему!.. Церемония окончена! Расходимся!

Азат изумленно смотрел на меня. Потом он подошел ко мне своей медленной, чуть покачивающейся походкой и вполголоса обронил:

– Если бы выиграли мы, я бы тоже не стал никого бить, – и глаза его увлажнились.

Прошло больше месяца с того дня, как я повздорил с Наташей, но мы не обмолвились ни единым словом. По правде говоря, я очень хотел подойти к ней и молвить: «Привет». Но моя мужская гордость, еще и поджигаемая моим другом Володей, не позволяла мне идти на уступки, которых требовала моя совесть.

– Жди, братан, жди, и тогда она сама приползет, – обнадеживал меня верный Володя.