Кристина Романютенко - Красные бабочки

Мама прорыдала полвечера, разглядывая свои руки. Мой отец пришел тогда злой, какая-то сделка сорвалась, но, увидев свою зареванную жену, он сел рядом и прижал ее к своей груди:

– Почему моя вселенная плачет?

– Посмотри на мои руки… Они такие старые. Я даже не замечала, что на них столько морщин…

Папа с нежностью, на которую только способен огромный и суровый мужчина, взял ее ладонь: поцеловал каждый пальчик, каждую морщинку, а потом приложил руку к своей щеке:

– Ты чувствуешь, что и я не молодею. Мы ведь собирались состариться вместе?

– А что, если ты уйдешь?

– Мой космос, как можно променять тебя, женщину, которая держала меня за руку, когда жить не хотелось, которая последний кусок хлеба отдавала мне, чтобы я смог найти силы и пойти работать… Что ты так смотришь? Ты думаешь, я не помню, насколько ты тогда исхудала. Ты хоть представляешь, каким ничтожеством я себя ощущал, когда любимая жена улыбается и трясущимися от голода руками кормит тебя.

– Это неважно уже, – мама уткнулась лицом в его свитер.

– Ты – женщина, которая тащила меня, пьяного, ободранного, побитого домой.

– Нашел, что вспомнить…

– Нет, послушай. Я не хочу, чтобы у тебя даже мысль такая возникала в голове, что я могу променять единственного человека, который остался со мной после смерти моих родителей, когда все отвернулись. Всё, что я имею – это ты. Ты и Лео. Разве могло быть так, что у двух бесплодных людей появится ребенок? Это ли не доказательство того, что мы всё делаем правильно.

– Мне тебя не хватает, – прошептала мама.

– Мне тебя тоже.

– Будешь борщ? – засмеялась она и игриво прикусила губу.

– Конечно.

– А ты, мой маленький шпион? – мама обратилась ко мне. – Время уже двенадцатый час, тебе в школу завтра рано. Поэтому единственное объяснение твоему присутствию – это желание отведать борща.

Это одно из самых моих любимых воспоминаний. Именно тогда я осознал, что дороже семьи в этой жизни ничего нет. Со временем я стал рассматривать своих друзей под микроскопом «моего видения мира» и глубоко разочаровался. Я жил… Нет… Я существовал в эпицентре полых людей с ценниками. Так забавно было наблюдать за ночными распродажами своих друзей, когда с количеством выпитого, выкуренного и уколотого их прайс скатывался до ближайшего обезьянника или облеванного пола в туалете ночного клуба… Вариаций скидок было бесчисленное количество. Неизменным оставалось одно – звонок папы или мамы и этот секонд-хенд вновь становился люксовым брендом.

Ты, должно быть, считаешь, что я не такой?

До ближайшего обезьянника обычно ехать минут десять по Комсомольскому проспекту. А пол тот, выложенный красным кафелем, очень охлаждал. Отец обычно орал, запирал дома, забирал карту, разбивал телефон. Мама молча приносила завтрак-обед-ужин. Я делал вид, что «это больше не повториться», «я сам не знаю, как так вышло», «я не собирался драться с полицейским», «случайно превысил скорость до двухсот километров». И все налаживалось. Чувство родительской вины перед ребенком всегда творило чудеса прощения.

Однажды всё просто закончилось. Я проснулся от глубочайшего похмелья, в моей постели было две обнаженных девушки – типичное утро понедельника. В незнакомой квартире воняло сигаретами, алкоголем и сексом. Умываясь ледяной водой, я рассматривал свою опухшую рожу:

– С днем рождения, парень, – поздравил я свое отражение. – Пора взрослеть что ли?

Быть может это было некое провидение или озарение… А может, мне просто надоело это блудливое однообразие? У меня до сих пор нет ответа на этот вопрос. С того самого дня, с моего 20-тилетия, моя жизнь круто изменилась: бессонные ночи в клубах с телками сменились ночными мозговыми брифингами. Все те знания, что родители так нежно взращивали во мне, наконец-то дали всходы. Я научился не только зарабатывать деньги из пустоты, но и ценить усилия людей, которые делают это вместе со мной. Полые люди заменились людьми-роботами, которые жили по сценарию «работа-дом-работа».

Так странно, обычно в книгах пишут, что в самые судьбоносные дни, ты замечаешь каждую деталь, запоминаешь каждое дуновение ветра. Вранье. Я даже не помню, какой это был день недели. Возможно, это был вечер. Или раннее утро. Все смешалось. Могу сказать лишь одно с полной уверенностью – это был двадцать восьмой мой день рождения.

Звонок телефона. Мама побелела. Телефон упал из рук. Беспомощные глаза. Женщина передо мной постарела лет на двадцать пять.