Вета Ножкина - Небо на ниточке. Роман-дневник

– Да, я совсем забыла – я же фотоаппарат купила, – она вышла из комнаты и вернулась с массивной чёрной сумкой, размером с буханку хлеба.

– Ну-ка, ну-ка, покажи, – Сергей открыл сумку, вынул из неё новенький фотоаппарат и, имеющий опыт владельца фототехники, стал со знанием дела рассматривать опции, символы и свойства аппарата.

Настя очень позитивный человечек, и пыталась внести в атмосферу дома радость. Мы устроили фотосессию, смеялись, находя сходства между нашими профилями на снимках, и я рассказывала, как в детстве она любила говорить мне:

– Чего смотришь на меня? Похожая я на тебя – да?

Потом мы с Сергеем пошли в гипермаркет, и надо было видеть, как мой дорогой муж готов скупить всё с одной лишь целью, чтобы приехать домой и – всё вдруг оказалось бы, как прежде: никакой болезни, никаких операций.

Он мужественно делал мне перевязки, помогал надевать бандаж, и было невозможно не заметить, как ему тяжело быть над всем этим, и не иметь возможности что-то изменить.

Он даже согласился сходить со мной в церковь, на что никогда раньше не решался. А теперь вот… как будто последняя соломинка. Надел крест на шею и не снимает до сих пор.

Мне пришлось отменить все частные уроки по гитаре и фортепиано. Как нарочно, именно в последнее время мой курс стал пользоваться популярностью – лист ожиданий был заполнен на два месяца вперёд. Звонящим я могла объяснить только одно: пока занятий не будет.

Это «пока» мне было страшно произносить. На сколько времени растянется это «пока»? И мысли бродили всякие – «растянется ли?».

Мне пришлось «свернуть» уже начавшиеся курсы – кому-то я молча возвращала оплату, кто-то допытывался – когда можно будет продолжить, и очень настойчивым я говорила правду. Среди них были те, кто испуганно смотрел на меня, будто я в момент превращалась в прокаженную или убогую, и быстрее удалялся.

Жизнь начинала обретать совершенно незнакомые контуры. И что-то внутри подсказывало – надо доделать то, другое, третье… Доделать.

Предел, который маячил где-то совсем близко, стал стимулом. Я села планировать – смешить Бога. И вдруг появились странные мысли: «А если бы тогда не операция произошла, а наступил конец, – что бы изменилось вокруг? Мир остался бы без моих планов – и ничего не повлияло бы на следующий день без меня».

Моё присутствие и на самом деле ограничилось. В нашем с Сергеем музыкальном проекте «Наш Остров» ребята стали заменять меня, как ведущую, но сценарии я продолжала им писать. И ничего не изменилось – жизнь для других людей продолжалась. А я перешла в отстранённую категорию.

Итого: пациент, материал, дилетант, наблюдатель.

Наслышанные о том, что мест для госпитализации, называемых квотами, дают совсем мало, мы с Серёжей приехали пораньше, около семи утра, и были первыми. Около здания, в темноте ещё не наступившего утра, на улице перетаптывались с ноги на ногу несколько человек. Все в очередь, но в разные кабинеты. В полвосьмого дверь открыла техничка, и разрешила ожидать прихода работников регистратуры в тёплом помещении.

В назначенном девятом кабинете недавно установили Интернет. Эта связь с республиканским центром была настолько обложена таинством, что, скорее, сходство можно было провести со связью с Богом. Священнодействие назначения кодового номера больному, определённому на госпитализацию, производилось при закрытых дверях, и минут по десять. Вот и мне назначили кодовый номер. Заплатила две тысячи тенге – по совету «бывалых» – и назначили. Теперь я стала пронумерованной. Дальше – приёмный покой. А там находились больные, которым не достались места ещё со вчерашнего дня. Когда осталось одно свободное койко-место в химиотерапию, в очереди началось оживление. Но странное ощущение не покидало – и здесь очередь. За чем очередь? За правом на жизнь?

Это место досталось мне. Может, потому что я не переживала, как другие, может ещё почему-то. Просто в какой-то момент открылась дверь и высунувшаяся из-за неё голова произнесла мою фамилию.

Сидя в очереди, чтобы занять голову чем-то, я написала строчки почти считалки: «Нам, с присвоенным кодовым номером, Уже видно – где ад, где рай… На поверке – кто жив, кто помер: – Рассчитайсь! – кричат, – Рассчитайсь! И уже не по имени-отчеству, И не важны ни званья, ни чин… Всё, что прочила жизнь – отсрочено На год. Если свезёт – не один. И ни взяток не дать, ни податей. И читается между строк Уравненья „куплю равно продано“, Где знак равенства ставит Бог. И молитвами нощно, денно Открывается истины путь, По прожжённым втекая венам За единственным прикупом – будь!».