Вета Ножкина: Небо на ниточке. Роман-дневник

Меня волновали вопросы: когда это началось, почему именно мне выпал такой сценарий?

Я разговариваю сама я собой, пытаясь найти причины, породившие рак. Я переворошила прошлое, подобно шкафу со старыми вещами.

И тут на помощь пришёл Сергей:

– Ты так пиши, пиши, как думаешь – кто захочет, разберётся. Но только так пиши, чтобы и тем, кто здоров – польза была, ведь люди даже не подозревают, что их может ожидать. Никто не ожидает, что впереди.

– Но и я этого знать не могу…

– Понимаешь, если бы не ты сама – я бы и не знал, как себя вести рядом… ну, с человеком, заболевшим… Ты можешь помочь всем, если опишешь не только то, что с тобой произошло, но и что этому предшествовало.

Сергей в том разговоре со мной был будто не он, а кто-то другой, кто втолковывал мне алгоритм моих действий.

– Так ведь, это с детства придётся начинать, и вообще… даже то, что я и рассказать ни кому не могла…

– Вот и пиши об этом. А вдруг это станет кодом для расшифровки этой страшной болезни?

– Но это – моя жизнь. Такой же точно путь вряд ли кто пройдёт. А, может, именно ход моей мысли и есть провокатор опухоли? В таком случае, я ненавижу себя…

– Я уверен, тебе придётся многих качеств коснуться.

И действительно, ведь, у многих людей сложилось мнение, что в основе рака лежат обиды, но кроме них есть ненависть, недопонимания, страх с ограничением «а вдруг», и даже ложный оптимизм, за которой человек пытается прятать свои проблемы, и многое другое… Но как дойти до сути, до расшифровки, до кода?

Жизнь мне устроила остановку, но не для того, чтобы просто выспаться, а потом, если она позволит, снова впрягаться в спешку…

Остановка нужна для того, чтобы взвесить и пересмотреть всё, что было, чтобы уложить свой опыт в слова, схемы, смыслы. Вся жизнь состоит исключительно из смыслов. Чем ты наполнил себя – то и несёшь по жизни. Но я часто думала о том, что не хочу быть старой, не хочу доживать до финальных титров фильма, в котором моя роль – какого-нибудь десятого по счёту осветителя. В юности я хотела быть режиссёром. По сути, и была им…

Встречая каждый Новый год, мы с детьми заполняли карту желаний – немного смешили Бога своими мечтами-планами. Мы вырезали из накопившихся за год журналов картинки, олицетворяющие наши мечты. Выбирали Оракула – он садился ко всем спиной, и обозначал кому отдать тот или иной «фант» с мечтой. Потом можно было выменять свой фант на кучу желаний. И, распределённые по листам ватмана, украшенные рисунками, пожеланиями – эти большие карты весь год висели в туалете – на самом видном месте. Почему в туалете? Там ты реально освобождаешься от прошлого и есть время спокойно подумать о будущем…

Так, раз в год мы делали ревизию в себе, как в своём шкафу. И шкаф стал символом моего порядка в голове. Разложи по полочкам необходимое, выкинь то, чем не пользовался давно. Но бывало и так – достанешь кофточку, которую не надевала два года – пуговички красивые, да и сама вроде ничего… и выбрасывать жалко…

Так и в мыслях – не наведу порядок вовремя, и есть опасение в хаосе блуждать, как в лабиринте прошлых иллюзий. А иллюзии – это не жизнь. Но в блужданиях проходят час за часом, день за днём. И это всё – шкаф твоего прошлого. Если на его полках нет места для будущего, значит, всё пространство заполнило прошлое, и будущее уже не придёт, нет ему места. И не остаётся времени на сегодня, а уж тем более на завтра.

Перебирая прошлое, я освобождаю место для будущего.

Так, анализируя, вспоминая события своей жизни, я наткнулась на то, что в каждом её эпизоде могли находиться провокаторы оживления этой злобной клетки. И, кто знает, если бы я предполагала, что стоит за обычными жизненными событиями, может быть могла вовремя распознать рак, и может быть, на одного человека стало бы меньше среди тех двадцати тысяч, которые каждый день умирают от этого недуга.

И я решила – буду заниматься раскопками своей биографии, буду ворошить, перебирать вещи своего «шкафа». Пусть даже это будет похоже на лепку кирпичей из песка… А Юльке пока отошлю какие-нибудь юморные истории, например те, что я читала, чтобы отвлечься…

Оказывается, я не умела смеяться. Не так – уголками губ, а открыто, нараспашку. Так открыто могут смеяться только дети. А я не умела. Может быть, этому учат в семье или в детском саду, но как-то это прошло мимо меня. Не помню, чтобы мама открыто смеялась и радовалась. За её строгостью, сдержанностью я видела порядок и дисциплину, считая, что излишний смех – признак дурного тона. И принимала слова мамы: «Ровно столько, сколько смеёшься – будешь и плакать!». Всплыла картинка из детства: однажды после последнего урока мы с одноклассницей дежурили – мыли полы в кабинете истории, и Ленка дурачилась, очень громко смеялась. В кабинет вошла учитель истории, строго глянула на нас, сделала глубокий вдох, так что у неё поднялись плечи, брови, и изогнулись вниз уголки губ, и низким грудным голосом на одно выдохе произнесла, будто нависая над нами: