Павел Тельнин - Папина автобиография

« Дед или отец?»

Отец. Отец мой убежал из дома. И он попал в детдом. Тогда черт тебя знает, что это было. Он попал в детдом тоже где-то в Тюмени. Уже в Тюмени. И его отец разыскивал – дед по мужской линии. И он его уже, когда разыскал (или не разыскал ли)… Короче говоря, когда он его разыскивал, я даже не знаю, какая у него фамилия была: не то Зайцев, не то Телегин. И писарь, который в детдоме записывал, он не мог его правильно записать – написал: «Тельнин». Так что фамилия Тельнин – это придуманная, искусственная. И мой отец обрадовался, что его назвали Тельниным.

И он так себя и стал считать, что он не Зайцев, не Телегин, а Тельнин. Что он с отцом своим ничем не связан, и не знает ничего. И он вроде того, что сам по себе, и что он Тельнин. И вот он уже в качестве Тельнина уже там, где-то как-то жил.

Позже уже мой старший сын нашел в интернете такую информацию о нем:

ТЕЛЬНИН Константин Васильевич

(15.03.1909, г. Тюмень – 1968, там же), один из первых радиотехников Тюмени.

Окончил школу 1-й ступени в г. Талица и Тюменское фабрично-заводское училище водного транспорта по судомеханической специальности. Работал судомехаником, служил в армии, где впервые познакомился с кино- и радиотехникой. В 1934-м – радиомонтажником в Центральной военно-индустриальной лаборатории в г. Нижний Новгород. По возвращении в Тюмень работал линейным монтером городского радиоузла. В 1935 году стажировался в учебном комбинате связи г. Свердловск, затем – технический руководитель, главный инженер Тюменского радиоузла. С 1945-го – заместитель директора радиотрансляционной сети. Имел персональное звание инспектора связи 1-го ранга (с 1949 года). Впервые в Тюмени построил и продемонстрировал в работе приемную телевизионную установку 30-строчного механического телевидения (1935 год). Награжден медалями (1945, 1954).

Когда он работал судомехаником, он сунул руку, куда не надо, и ему оборвало указательный палец на правой руке. Когда он познакомился с моей матерью, то его в армию не брали, потому что у него не было правого указательного пальца. И моя мать поставила ему условие: «Что, вот если ты будешь нормальный человек, вот если тебя в армию возьмут, значит, мы поженимся». А для того, чтобы взяли в армию, он, значит, каким-то обманным путем или не обманным ли каким-то. Он вроде как радиотехником стал. И он, значит… ну, а раз радиотехник, то ему не обязательно указательный палец иметь. Он стал радиотехником. Тогда его приняли в армию и дали ему армейскую одежду и этот шлём (буденовку) и все-все атрибуты. Вот уже после этого она вышла за него замуж. Как это оформлялось тогда, я не знаю. Я знаю, что это где-то было в 32-м году, потому что я в январе уже 33-го родился. Значит, где-то в 32-м году они уже познакомились.

А в 34-м году – на следующий год – он уже стал радиомонтажником в Центральной военно-индустриальной лаборатории в г. Нижний Новгород. Это на следующий год он уже там. В Нижнем Новгороде. Потому что родители моей матери приехали оттуда. А мать моя уже в Тюмени родилась. Так что они очевидно уже семьи-то были знакомы. Потому что и семья матери из Нижнего Новгорода.

«Но он там только работал».

Но я помню его еще (напрямую я его не помню). Я только помню ограду, где мы жили, и помню вход к себе в дом: сперва поднимались по лестнице (в ограде). По лестнице (по наклонной лестнице). По такой по деревянной наклонной лестнице. Где-то… ну, не в дом заходили, а заходили на какую-то площадку или на настил ли какой-то вдоль стены. По нему шли, затем направо поворачивали, входил внутрь. И там уже – внутри – по лестнице спускались на первый этаж. Там вроде того (я это помню): мать шла (тогда родила Владимира, сына), и она с ним вниз спускалась, и я с ней вместе спускался. Я своим ходом шел. Мне тогда было где-то полтора года. Полтора года. Или что-то около этого. В общем, когда мы спускались вниз: она с Владимиром шла (я считаю, что она с Владимиром). Я даже не знаю, кого она несла— или Владимира, или кого там. И тут ящик стоял с правой стороны, ящик. И в нем какие-то стружки. Я так воспринимал: что это какие-то красивые стружки. Я сразу к этому ящику бросился туда: «Ой! Какие стружки!» Ну, вроде того, что какие красивые! Мне надо стружки, а мать: «Нет, не трогай! Это не твои стружки. Это для братика». Братику. А братик у нее такой, он, знаешь, на руках несла она. Я тогда возмутился: «Зачем братику такие красивые стружки? А он ничего не понимает, ни звука сказать не может, а ему такие стружки! А мне они так нравятся, я их так ценю! И вдруг мне не дают эти стружки». Вот этот момент я помню. Я возмутился тогда, что мне такие стружки не дали. Такие красивые. А что это за стружки были, и что это на самом деле было, я не знал и до сих пор не знаю. Мне вот в голове такая первая мысль – в жизни, что вот именно вот эти вот стружки, яркие такие, еще мать, я шел с ней – с матерью, шел вниз. Больше я ничего не помню.