Елена Тюгаева - Взгляд. История запретной любви

Я поставила в середину стола сливочник и вазу с печеньем. Налила кофе. Нора сделала первый глоток и не выразила никаких эмоций. А кофе был необычный, такой я подавала только особенным гостям: с черничным сиропом, ореховым ликёром и корицей. Мне бы стоило спросить себя – с какой стати ты ухаживаешь за чужой девицей? Но я по-другому рефлектировала тогда. Обиделась. Подумала – бестолковая девка, тупая, как табуретка. И пила свой кофе молча, рассматривая исподволь свою гостью.

Она была брюнетка с белой, даже слишком белой для такого тона волос кожей. Стрижка простая, удлинённое каре. Брови – тонкие, правильные, чуть светлее волос. Модный макияж nude look, который я терпеть не могла, лучше совсем не краситься, чем создавать имитацию отсутствия косметики. Пухлые губы. Маленькие серебряные серьги в форме корабликов, и такой же кораблик на тонкой цепочке лежал на бежевом свитере ажурной вязки. Под свитером – красивой формы грудь. Боже, с каких пор я рассматриваю груди других женщин?

Потом я вспомнила – это было всегда. Я всегда рассматривала формы других женщин, с самого детства. Не то, чтобы они вызывали у меня вожделение или хотя бы волнение. Просто интерес, которого никогда не было к телам мужчин.

– Ой, Женя, я тебя ужасно задерживаю! – воскликнула Нора. – Тебе ведь на работу завтра, да?

– Мне к двум часам. Успею выспаться.

Я вспомнила, почему, собственно, зазвала к себе чужую плохо воспитанную девушку. Пусть сидит. Пусть отгоняет моих демонов.

– Какой обалденный кофе! – воскликнула Нора, поставив чашку на блюдечко. – В жизни такого не пила!

Нора ушла около часа ночи, взяв номер моего телефона, чтобы позвонить, дошла ли благополучно до бабушки, и чтобы отблагодарить меня впоследствии за спасение её жизни, как она сама выразилась. Какое там спасение, думала я, расстилая постель. Ну, не сдала бы в срок курсовую, отец поорал бы… свет от торшера в красном абажуре падал на пустую половину кровати. Я не хотела думать о Максиме, потому что это немедленно вызвало бы нечисть из всех тёмных углов комнаты, из всех закоулков души. Максим, любовь, бессмысленная страсть. Эта страсть оплодотворяет клетки, из которых родятся тишина, пустота и отчаяние. Я не могла уговорить себя сделаться чайлд-фри, потому что не понимаю будущего без прогресса. Мне требуется движение вперёд. Я не хочу просто жить и просто умереть. Зазвонил телефон.

– Алло, Женя? Это Нора. Всё окей, я у бабушки.

– Замечательно. Спокойной ночи.

– Спасибо тебе ещё раз. Ты самый добрый человек, которого я встречала в жизни!

На этом восторженном признании девушка моя отключилась. Я уже тогда подумала – девушка моя, спросила себя – что значит – твоя? И заснула.

Несколько дней прошло, и я забыла о Норе и о тоске, из-за которой, собственно, и помогала Норе. Максим как будто почувствовал моё отчаянное состояние, и развлекал меня, как мог. То прогулка на речном катере, то собственноручный массаж с душистыми маслами… Наша с мужем любовь с самого начала опиралась на невидимые связи, «на уровне тонких тел», как он сам говорил. Если быть честной, Макс чувствовал меня лучше, чем я его. Но и у меня получалось – неожиданно купить ему свитер, о котором он мечтал, приготовить блюдо, о котором он думал по пути домой. Может, таким парам и не нужны дети. Если бы разум мог управлять желаниями…

Нора и Максим встретили меня у подножия кованой лестницы одновременно. Максим собрался повести меня в ресторан «Старый парк» – наше любимое место. Нора появилась внезапно и не дала нам парой слов обменяться. У неё был для меня гигантский букет цветов, что само по себе насмешило Максима, он знал о моей неприязни к букетам. К тому же – приторно пахнущие лилии.

– Это вам! За спасение моей жизни! – воскликнула Нора.

И вручила мне, кроме лилий, ярко-синий пакет, в котором проглядывали очертания традиционных подношений – коробки и бутылки.

– Мы же на «ты», – со смехом возразила я.

Нора долго не задержалась, чмокнула меня в щёку и убежала. Какое экзальтированное существо, добродушно усмехнулся Максим. Нора была одета в чёрную одежду простых линий, и не могла его возмутить. Он забыл о Норе, как только мы выбросили удушливый букет в урну в глубине парка. И я бы забыла, если бы не содержимое пакета – обыкновенный, хотя и красивый торт, обыкновенный, хотя и французский, коньяк.

На другой день была суббота, ужасный день – выходной для меня, сутки дежурства для мужа. Одиночество становится тяжелее в тысячу раз, когда я слышу из открытых окон весёлые голоса детей и притворно строгие окрики их мамаш. Можно закрыть окна и терпеть духоту, но мозги от мира не закроешь. Очень скоро я начала мерить квартиру безумными шагами, приняла успокоительное, попыталась читать. Ничто не спасало, и я решилась на кардинальные меры – поехать к родителям. Там будут жуткие беседы о строительстве дачи, которым отец бредил пятый год подряд, о базе, где мать закупает товар для своего магазина. Но это, по крайней мере, целительный шум, он заглушает вопящий внутри меня ужас.