Зарина Карлович - Раб человеческий. Роман

Но надо жить.

Пройдусь пешком – всего несколько остановок.

Девушки вокруг такие ухоженные, красивые, ребята – солидные, мощные. А я со своими тремя вещами, в которых хожу уже десять дней. В туфлях и зимней куртке, с синяками под глазами, а теперь еще и в грязных брюках…

Вот магазин нижнего белья. Скорее всего, тоже откажут – из-за гражданства. Мне отказали даже в Евросети. Даже в Эльдорадо.

Дают анкету. Спрашиваю. Говорят: нет, не берем без гражданства. Продуктовый, мимо которого я хожу неделю, не решаясь зайти и попроситься на работу в овощной отдел. Я ведь никогда не работал раньше продавцом, я писал картины.

Продавец смотрит сочувственно:

– И у вас нет гражданства?

– А что, много приходит?

– Много… Вот сегодня один с казахским паспортом приходил.

Значит, не я один такой. Кто-то есть еще в этом районе, у кого такая же проблема, как у меня. Встретить бы его, а ему встретить меня.

Но мне так не повезет.

Позавчера дернул из офиса якобы к клиенту. И – прямиком на плодобазу, плюнув на свои амбиции и межпозвонковую грыжу и полагая, что грузчиком – то устроиться можно с любым гражданством. И что вы думаете: попросили предъявить медкнижку…

Откуда у меня, спрашивается, медкнижка, в которой значится, что я здоров и готов трудиться грузчиком?

Иду домой. Решаю сократить путь и сворачиваю в переулок. Иду долго и не в ту сторону. Вчера случилось то же самое. Я ведь знаю, как идти, и все равно иду не туда.

Впотьмах.

Спрашиваю дорогу. Указывают, иду как робот. Что мне сделать сейчас, чтобы не сойти с ума?

Я шел и думал: ради чего все это? Как я представлял все это, везя с собой самое дорогое – диск с лелеемой папкой под названием «Бессмертные картины»? Что приду вот я к галеристу, а он, посмотрев на мои работы, вдруг поднимет изумленные глаза и скажет: «Какой же Вы талант, Степан, как долго мы вас ждали!», и тут же отправит писать с натуры Пугачеву…

И гражданство дадут через три месяца.

Какая чудовищная, нелепая ошибка. Ну, а если все же верить и делать? Что тогда?..

Я пришел домой, к моей старухе. Вместо того чтобы сократить путь на пять минут, я увеличил его на двадцать. Изможден и спокоен: у него компьютер, подарки, его любят, о нем заботятся. Они не нуждаются, они в порядке.

Значит, и мне можно жить дальше. Я прорвусь.

Бабуля, как всегда, входит без стука, распространяя вокруг себя отборное зловоние паленого бухла. Я полуголый, но нет сил махнуть на нее рукой.

Она спешит расспросить меня обо всем. Она заботится обо мне. Она, в сущности, неплохая женщина.

– Что так поздно? А?.. – выпив, она обычно начинает плохо слышать.

– Домой звонил. Сына с днем рождения поздравил.

– Ах, сыночек… Сколько ему?..

Сегодня исполнилось пять..

Пять. Ууууу… вот, а папочки нет… Ну отдыхай, отдыхай.

Я выхожу на балкон. Две последние сигареты, а ведь эту пачку купил сегодня утром.

Под балконом переругиваются подвыпившие мужчина и женщина. Он что-то настойчиво просит у нее, она никак не соглашается это ему дать. Темная тоскливая осень заглядывает в лицо.

Как будет дальше?

Высоко в небе замигала красная точка. И я вспомнил, как там, на родине, давным – давно, так же глядя на далекие мерцающие точки в небе, я мечтал, что когда – нибудь уеду. И стану счастлив…

И теперь снова хочется заплакать. От чего?

…И лучше тебе не знать,

Как я живу и чем.

С кем, когда и зачем.

Вижу какие сны,

И как я боюсь зимы.

Как страшно по вечерам

И как хочу домой, к вам.

Как плачу, видя детей.

И от своих же затей.

Пью, словно воду, вино

Думаю, глядя в окно.

Тело привычно дрожит.

Здравствуй, сладкая жизнь!

С днем рождения, сынок!

Хорошо, что нет снега. Поеду подработать на аквагримм в выходные, заберу сапоги из ремонта – потом пусть идет.

На голове у меня вырос рог.

Доктор осмотрел меня. За последний месяц он осматривал меня пятый раз. Реакция его была одинаковой:

Ничего не могу понять… Что с вами творится? Ей – Богу, – выдыхал он, – к ревматологу, только к нему. Избыток кальция, знаете, не шутки.

Я не женат, а рог свербит. Сил уже никаких, как свербит. Я уже китайскими палочками чешу голову, а все свербит. Оно музыкой проходит. Звуком, как, знаете, будильник звонит и звонит утром…

Нервный тик..?

Я молчал. Доктор смотрел в сторону, равнодушно, как картонный человечек, которого чьи-то пальцы двигают по заезженной колее. Звук пробивал голову. Он топорщился, лез иголками, дергал ниточки в моем мозгу с настойчивостью садиста.