Ирина Ринц - Книга о прошлом

В глазах у Радзинского на мгновение потемнело – как от удара по голове. Как будто его страстное желание «привязать» к себе аспиранта вернулась к нему тяжёлым, твёрдым бумерангом.

– Эй! Твои ботинки ещё не высохли! – с неожиданной для самого себя злостью крикнул он гостю вслед, всё ещё не веря, что тот, несмотря на все предпринятые усилия, ускользает.

– Они могут сохнуть до утра, – бесстрастно отозвался Николай из прихожей. – Как-нибудь доберусь.

– Ну и катись, – сквозь зубы тихо прошипел Радзинский.

Однако правила приличия требовали оторвать свою задницу от стула и проводить гостя до порога.

– Спасибо Вам огромное. Я позвоню. – Николай вдруг замолчал, и взгляд его сделался очень виноватым – видимо, свою обиду и злость Радзинский скрывал не слишком хорошо. – Я позвоню, – повторил Николай, преданно глядя в глаза гостеприимному хозяину. – И мой телефон не потеряйте. Я там, на листочке, ещё и адрес написал – всё-таки книги очень ценные…

Гора окурков в хрустальной пепельнице достигла рекордной величины – столько за один раз Радзинский обычно не выкуривал даже когда садился за какую-нибудь срочную, занимающую всю ночь работу.

– Думаешь, я сумасшедший? – в десятый раз спрашивал он у замученного беседой Покровского.

– Нет. Ты не сумасшедший, – вздыхал покладистый друг. – Это я сейчас с ума сойду.

– И что ты посоветуешь? – не унимался Радзинский.

– Я посоветую тебе пойти домой и лечь спать. Утро вечера мудренее. Проснёшься завтра и с удивлением сам себя спросишь: «А что такого случилось-то? Из-за чего я вчера так переживал?».

– То есть ты считаешь, что это всё-таки просто моя фантазия? Да?

Покровский застонал и впечатался лицом в стол, вцепившись пальцами в свои коротко остриженные волосы. Его слегка вздёрнутый славянский нос сплющился о столешницу.

– Если бы речь шла не о мальчике, а о девочке, я бы решил, что ты влюбился, – мстительно заявил он. – Потому что столько бреда про прекрасные глаза, неземную чистоту и неприступность я никогда от тебя не слышал.

– Сволочь ты, Олежек, – серьёзно сказал Радзинский, сосредоточенно стряхивая пепел с сигареты в кружку с чаем. – Я перед тобой тут душу наизнанку выворачиваю, а ты в неё прицельно так наплевал…

– Радзинский, пошёл вон! – простонал Олег. Во взгляде его была искренняя мольба. – Ты всю кухню уже прокурил. Мать ругаться будет.

– Не свисти, Олежек. Женщины меня любят.

– Так тебе она и слова не скажет, а пилить после твоего ухода будет меня!

– Бедняжка… – без капли сочувствия поцокал языком Радзинский.

– Кеш, ну чего тебе от меня надо, а? – с тоской возопил Олег. – Я же этого твоего аспиранта не видел! А даже если б и видел, всё равно ничем не смог бы тебе помочь! Это ты у нас чародей и кудесник! А я могу только слушать, какое ты там на этот раз сияние увидел, и кивать с умным видом!

Радзинский помрачнел и долго, тщательно ввинчивал окурок в блюдечко из-под сыра, поскольку пепельница была уже полна, что называется, под завязку.

– Не прибедняйся, родной, – прищурился он недобро. – Ты всё прекрасно понимаешь. И видишь, когда тебе надо. – Он поднялся из-за стола. – Спасибо за чай. Пойду, лягу спать – последую твоему совету…

– Ну, ты и наглец, Радзинский! – возмутился Олег. – Я тут битых два часа выслушиваю его бессвязные восторженные восклицания, сочувствую изо всех сил, и я же после этого ещё и плохой! Скотина ты неблагодарная – вот ты кто!

– Только не говори, что только сейчас об этом догадался, – ухмыльнулся нисколько не смущённый Радзинский. – Ладно, проводи меня…

В прихожей Радзинский, вздыхая, остановился перед небольшим зеркалом в массивной бронзовой раме. Собрался застегнуть куртку и застыл в задумчивости, рассеянно созерцая отражение пряжки своего брючного ремня. Покровский подождал деликатно, потом не выдержал и посоветовал с ехидцей:

– Хватит страдать. Позвони ему – этому своему аспиранту. Пригласи на свидание. Давай, как ты умеешь – цветы, шампанское, комплименты. Может, чего и обломится… – И ловко увернулся от обувной щётки, которая прицельно полетела ему прямо в лоб.

Проснулся Радзинский под чьим-то внимательным взглядом. Настороженно приоткрыв глаза, он увидел, что на краю кровати сидит его новый знакомый Николай. Аспирант молчал и задумчиво разглядывал Радзинского, словно пытался прочитать очень важную для себя надпись на незнакомом языке.

На сон это было мало похоже: ни один предмет в комнате не был искажён, сам гость выглядел вполне обычно. Радзинский даже разглядел маленькое пятнышко от варенья на его голубой рубашке – вишнёвого, судя по всему.