«Он свой выбор сделал».
«Но говорят, что он не женат», – сообщает Арина.
«И что? У Фарбера на лице написано, что если он что-то решил, то останется верен своему решению».
Подобное заключение Валентины после столь короткого знакомства ставит меня в тупик. Признаюсь, я почти не думаю о крокусе, который неплохо было бы сменить на самом деле. Он подождет до завтра. Боюсь, если я затею такую длительную операцию, производственное руководство сожрет меня на ужин.
Выглядываю из-за перегородки. На лице Арины выражена глубокая озадаченность. Видимо, верные мужчины встречались ей не слишком часто. Медленно покидаю своё укрытие, и выхожу в дверь, ведущую на сборку. Фуф, хорошо, что никто меня не заметил, неловкостей на сегодня и без того достаточно.
Сажусь в одно из кресел, чтобы подписать скопившиеся за несколько часов документы, а сама прокручиваю в голове только что подслушанный разговор. Как у Валентины могло уже сложиться устойчивое мнение о Фарбере? Мастерам его, естественно, представили раньше, чем мне, но не настолько, чтобы они успели разобраться в тонкостях его характера. Возможно ли, что они были знакомы до его устройства на завод?
Одна мысль порождает другую, и так я вспоминаю Фарберовского предшественника. С ним связана забавная история, кстати. Когда я ещё работала в сепараторном секторе, к нам зашел этот, тоже ещё молодой и такой же русоволосый, мужчина. Я его сразу узнала, но вот фамилию припомнить не могла. Поэтому сказала начальнику колечно-сепараторного производства – Тышлеру следующее:
«К вам приходил этот… как его… ну, начальник сектора А… Пюрешка что ли…»
На самом деле тот был Порешко, но моя оговорочка приобрела популярность. Впоследствии, когда я уже начинала работать в секторе А, за глаза начальника иначе как Пюрешкой никто не называл. Наши отношения с Пюрешкой с моего первого рабочего дня и до его последнего был сложными. Открытых конфликтных ситуаций между нами не возникало, да и работалось замечательно, ведь Вячеслав и по складу своего характера напоминал пюре – что хочешь, то из него и лепи. Неудивительно, что мастера продолжительное время толкали его все ближе к краю пропасти.
Долгое время управление сектором находилось в руках мудрых и опытных, но алчных женщин. Производство велось по их правилам, но в итоге они проиграли: директор обвинил руководство в том, что они не справляются с обязанностями, и снял с должности Пюрешку вместе с обоими его замами. Когда же разбирательство коснулось дам-мастеров, они с уверенностью заявили в один голос, что действовали по инструкциям начальника. В итоге за Пюрешкой не сохранили и инженерского места, услав его в филиал, откуда он благополучно уволился через два или три месяца.
Не могли ли наши глубокоуважаемые дамы во главе с той же самой Валентиной специально подставить Пюрешку, чтобы освободить кресло начальника для Фарбера? Вдруг он чей-нибудь родственник. От подобной мысли мне становится не по себе – слишком коварный план даже для таких знатоков по части плетения интриг и составления полукриминальных бизнес-схем, как наши производственные мастера.
Рассматривая варианты того, каким образом Фарбер мог стать начальником, я вдруг сталкиваюсь с тем, что по какой-то причине не желаю думать о нем плохо. Как раз в этот момент Разумовский появляется на сборке вместе со своим новым боссом. В белом халате Фарбер, кажется, выглядит ещё на несколько лет младше. Пока я смотрю на него, он приближается ко мне шаг за шагом. По пути останавливается и терпеливо слушает, пока зам знакомит его с некоторыми рабочими.
«Работа наша нынче устроена так, – жалуется один из клепальщиков, – что первые две или даже три недели делать нечего, зато в последние десять дней нагрузка просто бешеная».
«Как и везде», – уверяет Фарбер.
«Я вот, что предлагаю тогда: может быть, мы будем выходить на работу числа двадцатого. Пусть нам кольца к тому времени подготовят, чтобы мы могли все собрать. Как раз уложимся в десять дней, а то сидим, как дураки, без дела больше половины месяца».
В ответ Фарбер улыбается не очень искренне, скорее, только для того, чтобы показать, что он оценил шутку. В этот момент нам на контроль с магнита везут сразу три партии и готовятся подать ещё столько же. А это значит – завал!
Вижу, что Фарбер внимательно смотрит за движением тележки, и когда она останавливается рядом со столом контролеров, поднимает глаза. Соответственно, наши взгляды встречаются, и я пытаюсь безмолвно выразить свое недовольство. Улыбка на лице Фарбера превращается в усмешку. Глубоко вздохнув, я поднимаюсь со своего места и спешу на помощь контролерам.
Читать дальше