Владимир Черногорский - Кукла

Ученица выказала недюжинные способности. Однако бьющий через край темперамент не позволял надолго сосредоточиться на отдельной взятой теме. К тому же она была далека от обобщений, предпочитая сухую конкретику: кто, с кем, когда, почем и т. д. Таким образом, любимым предметов неизбежно стала история. Личная жизнь царей, императоров и прочих вождей интересовала Долли гораздо больше, нежели причины социальных и политических катаклизмов, в основе которых она усматривала неуспехи руководителей государства, опять же, на любовном поприще.

Как-то раз, протирая на полках пыль, девушка натолкнулась на фундаментальный труд о знаменитых женщинах различных эпох. С тех пор каждую свободную минуту она прилежно штудировала красочный фолиант, а предугадать ее поведение стало сравнительно легко – достаточно найти в книге закладку.

– Примеряет чужые сказки, – встревожился Кукольник, – а вдруг какая да подойдет?

– А ты на что надеялся? – Фрау отложила в сторону любовный роман французского автора, – С чего решил, что твоя будет лучше?

– Я этого никогда не утверждал. Просто, не хотелось бы ее терять. Но правило есть правило, и я стар что-либо в нем менять.

– Поэтому в нашем доме так пусто. Даже гости обходят стороной. Твой идейный эгоизм далеко не всем приятен, – Фрау сделала вид, что вновь углубилась в чтение.

– Нет, позволь, – старик вырвал книгу, – для кого стараюсь? Неужто прежняя жизнь вам милее? Ваши собственные фантазии не распространялись далее… Впрочем, извини, не хотел обидеть. Извини.

– Ладно, уж. Ты хороший сказочник. «Добрый», как сказал бы ворон. Главного он не упомянул, из чувства такта, наверное. Вот говоришь – старый, а давишь людей, словно пресс виноградный. Перелицовываешь под себя, – женщина улыбнулась, а затем, не сдержавшись, громко рассмеялась, – мы, все, даже говорим, как ты – из-ла-га-ем. Мысли наши и то подменил. До встречи с тобой в подобной ситуации я бы наверняка расплакалась, а сейчас смеюсь, и знаешь, почему?

– Знаю. Ты самая удачная из моих неудавшихся сказок.

– Дурак. Так и не научился понимать простых вещей. Пожалей девочку, не ломай, – пересушишь. Да и не по зубам она тебе.

В тот вечер Кукольник долго не ложился. Последняя фраза лишь укрепила его в желании вырвать куклу из прошлого и не с кем более не делить.

Иван Сергеевич выбрал профессию почтальона не ради денег. Какая у почтальона зарплата? – пшик и мелочью вдогонку.

Начнем с того, что Сергеич сменил работу, когда его попросили из судейского корпуса. Причиной для увольнения послужила склонность к вынесению неожиданных вердиктов. Да, да. Справедливость здесь не при чем: стареющим служителем Фемиды ни с того, ни с сего овладела тяга к острым ощущениям. Он начал проявлять нездоровое любопытство к реакции участников процесса на непредсказуемый результат. Впрочем, понять его не трудно. С женой познакомился на втором курсе института, дети разъехались, от дома до работы пять минут на трамвае – скука смертная. Отпуск и тот зарегламентирован донельзя: путевка в ведомственный санаторий либо ужение карасиков в дачном пруду. Вот и подался отставной чиновник в почтальоны: кому приглашение на свадьбу, кому – на похороны.

Чего греха таить, иной раз возьмет, да и нарочно перепутает телеграммы, а сам всматривается в глаза адресата – каково, мол? Ну, извинится потом, дескать, торопился, очки дома забыл… Начальство покричит, покричит, пар выпустит и успокоится. Все одно желающих грязь месить за копейки днем с огнем не сыщешь.

Со стариком Иван Сергеевич познакомился при довольно любопытных обстоятельствах. Прослышал на службе, мол, живет в его районе некий странный гражданин. С виду такой же, как все: две ноги, две руки, шляпа, калоши… вроде, не пришибленный… а ничем не проймешь. Уж, ему и хамили, и по-хорошему, нет! на контакт не идет, хоть ты тресни. В конце концов, плюнули, определив в городские сумасшедшие. Город не маленький – места хватало всем. Была своя филармония, библиотека. Среди прочих хозяйственных построек выделялось ветхое здание общественной бани. В отличие от частных сородичей, где мысли вертелись вокруг ежеминутных потребностей, монументальное сооружение навевало на граждан тоску по имперским амбициям. Еще свежи были в памяти времена, когда один гигантский кокон вмещал все население, рассаживал строго по разнарядке Главного Сказочника и карал за любые поползновения к сепаратизму. Тогда-то молодой, подтянутый, законопослушный юрист Ваня Громов и выбился в люди.