Алексей Смирнов: Шляпа. Юмористические миниатюры

Слово тоже недоумевало:

«Почему не воротишь? Да, я не воробей. Я голубь. Зато я вернусь. Я только устрою тут так, чтобы меня все надолго запомнили, и обязательно вернусь, откуда пришло. Кстати о „воробье“ – это тоже Слово, давным-давно мною сказанное. Сдохнет – вернется, как миленький…»

Проезжая в метро, один человек обратил вдруг внимание на кнопку экстренной связи с машинистом.

«…если в вагоне номер имярек зазвучат посторонние механические звуки (гул, скрежет, стук), то…»

Да сколько угодно!

Мчится поезд – и пожалуйста: то там заскрежещет, то гукнет, то прямо-таки рядом застучит. Все эти звуки были для пассажира посторонними, механическими, и он счел своим долгом прямо экстренно связаться с машинистом. И принялся объяснять, что ему, этому человеку, все слышимые звуки кажутся лишними. Ведь в нормальных условиях, по его понятию, должны стоять мертвая тишина и воцариться смирение, а тут – один сплошной сатанинский грохот.

Вот связался он с машинистом и начал жаловаться.

Сперва они долго ругались на ту тему, что поезд не ездит бесшумно, а после, проездив за разговорами весь день, сделались закадычными друзьями.

С тех пор машинист обязательно брал этого пассажира в кабину с утра, и тот хронически-хтонически, хотя никто не спрашивал экстренно, вещал и объяснял по трансляции, почему и что стучит, почему трясет и покачивается.

И надоел всем смертельно.

Поезда с этой неразлучной парочкой вечно ходили пустыми, так как никто не желал выслушивать эту галиматью, а потому, раз поезда приходили безлюдными, они всегда оказывались набитыми битком. Особенно на узловых станциях в часы пик, где останавливаются прекрасные мгновения.

Некий перетянутый ремнями подпоручик, накануне Брусиловского прорыва, пробрался в рощицу, где вынул заветный кисет и забил косячок, как сказали бы нынче. Увлеченный домашней махрой, он был застигнут врасплох здоровенным голодным ежом, проглотившим поручика в оба присеста.

И еж побрел себе, попыхивая, округлившись. Он думал о спячке, сопряженной с неутомимым размножением – слава богу, во сне, ибо ежиха была редкая уродина.

…На поверке подпоручика вызвали, но не дождались.

И сделали вид, будто ничего не случилось, а выкликали всякий раз. И продолжали выкликать в Отечественную, получая неизменный ответ: «Навечно зачислен в строй».

Он, тот подпоручик, был пломбированным агитатором-большевиком.

Вот почему такие почести.

Гуляют слухи, что где-то в нынешнем Кенигсберге, в школе прапорщиков, и по сей день стоит изрезанная парта с художественной фигурой Ежа, а Сент-Экзюпери из нормандии-немана срисовал с нее своего Слона в Удаве.

«Эх ты, шляпа», – говорили однополчане.

Сейчас конкретный пункт упокоения Ежа упорно разыскивают. Не остановленный заградотрядом белых, к нему, до наживы алчный, приближается наш Черный Следопыт, помахивая саперной лопаткой.

«У нас не бывает безымянных героев», – заявляет он нагло.

Песенка маньяка-убийцы по прозвищу «Парикмахер» была спета.

Группа захвата суетилась у входа в парикмахерскую. На крыше лежали снайперы. Майор, командовавший операцией, дал отмашку, и страшные гоблины навели автоматы на дверь.

– Спокойно, – приказал майор. – Я сажусь в кресло и вынуждаю его проявиться.

Автоматчики прилепились к стене, а майор толкнул дверь и строевым шагом вошел в мужской зал.

Гнусный, уродливый Парикмахер с яйцеобразным черепом изогнулся и зашипел:

– Постричься? Побриться?.. Освежиться?

– Побриться, – твердо сказал майор и сел в кресло.

– Побриться! – восторженно вскричал Парикмахер, победно завернул майора в простыню, намылил майору лицо. Взмахнул бритвой и перехватил ему горло.

– Тревога… тревога… – захрипел майор, валясь на бок.

Маньяк ударил ногой в оконную раму, высадил ее и, как был, в белом халате выпрыгнул на набережную.

– Стой! – послышалось сзади.

Парикмахер осклабился, оттолкнулся, прыгнул в канал и быстро поплыл. Защелкали выстрелы, взбивавшие вокруг голого черепа фонтанчики воды.

Молодежь, которая курила и распивала на мосту напитки, стала швырять в Парикмахера пустые бутылки. Улица улюлюкала:

– ПЛАВАЮЩАЯ БРЕЮЩАЯ ГОЛОВКА! ПЛАВАЮЩАЯ БРЕЮЩАЯ ГОЛОВКА!

Говорят, что такая же история случилась у Липскерова, но я у него не читал, и потом – там был жук, да вообще все иначе наверняка.