Это бабушка. Лёня ещё не понимает, почему она ругается, и что значит «разделаем». Ему просто жалко мёртвого дельфина. Бабушка сказала, он сам выбросился на берег и потому погиб. Лёня сидит на корточках возле дельфиньей головы и ждёт, когда они с бабушкой пойдут собирать мидий. Они пришли на море за мидиями, которые растут на бунах. Бабушка заходит в воду по пояс и срезает мидий большим ножом. А Лёня играет на берегу, собирает из камушков домики и мечтает, как вечером бабушка сварит из мидий вкусный суп. Но сегодня бабушка словно забыла про мидий, теперь её интересует дельфин.
Бабушка достаёт нож и проводит им по дельфиньему боку. На камни течёт кровь, Лёня в ужасе отворачивается. Кто-то из женщин ахает, но Серафиму Ивановну это совершенно не смущает. Лёнина бабушка хирург, военный хирург. Она работает в госпитале. Ей не жалко дельфина. Женщины моют куски дельфиньего мяса в море и прячут по сумкам. Женщин много, и от дельфина совсем ничего не осталось. Лёня не смотрит, но его всё равно тошнит от странного запаха.
– Пошли, – бабушка берёт его за руку. – Пошли домой.
– А мидии?
– Не будет сегодня мидий. Мы сегодня мясо приготовим.
Лёня радуется, ему очень хочется есть. Но до дома ещё далеко. Они живут высоко на горе, за госпиталем, в котором работает бабушка. Нужно долго-долго подниматься по узенькой тропинке прежде, чем окажешься в их дворе и увидишь деревянный домик. На половине пути Лёня начинает хныкать – он натёр ногу и не может дальше идти.
– Наказание, а не ребёнок, – ворчит бабушка, но поднимает его и сажает себе на плечи.
Теперь она несёт не только авоську с дельфиньим мясом, но и Лёню. Бабушка часто называет его «наказанием» и «горем луковым», а ещё иногда «подкидышем».
Лёня действительно подкидыш, в том смысле, что отец подкинул его бабушке почти сразу после рождения. Когда Виталий Волк появился в Сочи, на пороге её дома, со свёртком на руках, Серафима Ивановна сразу всё поняла. Ещё год назад, в этом самом доме, они гуляли свадьбу, отдавали её дочь, умницу, красавицу Катеньку замуж за москвича, видного мужчину, военного Виталия Волка. Все соседи завидовали, а Серафима Ивановна только поджимала губы, но ничего не говорила. Решила не вмешиваться в жизнь дочери. Если ей нравится, пусть. Уже из Москвы Катя писала, что ждёт ребёнка, и Серафима Ивановна собиралась взять в больнице отпуск и поехать к дочери, помогать с малышом. Всё сложилось совсем иначе. Она ждала письма о том, что стала бабушкой, а дождалась Волка, с окаменевшим от горя лицом и пищащим свёртком.
Не думала Серафима Ивановна, что, едва вырастив и выпустив из дома дочь, ей снова придётся стать матерью. Снова не спать ночами, потому что режутся зубы, снова учить говорить и ходить, снова завешивать весь двор перестиранными пелёнками. Но тогда, с Катькой, и она помоложе была, и время было другое. Когда началась война, Лёне едва исполнилось два года. Серафима Ивановна работала в госпитале по двенадцать часов в день. Многие врачи оставались ночевать в госпиталях для экономии времени и сил, но Серафима Ивановна неизменно шла домой по тихим улицам когда-то шумного, весёлого, а теперь опустевшего, хмурого города. Заходила к соседке Олесе, их спасительнице, сначала выкормившей Лёню своим молоком, а теперь сидевшей с мальчиком, пока Серафима Ивановна была в госпитале.
Вот и тогда, вернувшись домой, Серафима Ивановна первым делом заглянула к Олесе, поделилась добытым мясом. Дочка Олеси умерла год назад, и никто не понял, отчего. Вроде бы простудилась, а там кто разбираться будет. Война, люди каждый день умирают. Лёне повезло, но смотрела на него Серафима Ивановна, и сердце кровью обливалось – слабенький совсем, тихий, ни капли на мать не похож. У Катьки энергия ключом била, не ребёнок, а исчадие ада, вечно на деревьях висела и соседских мальчишек колотила. А Лёня сядет в уголке и может часами кубики перебирать или картинки в книжке разглядывать. Или все они, дети войны, такие? Привыкшие беречь силы.
– Лёня, иди кушать.
Сочи вторую неделю без хлеба. Город снова отрезан от Большой земли, поезда не могут подвезти муку. Кое-как спасаются овощами со своего огорода, но их мало, и без хлеба всё равно голодно. Счастье великое, что им сегодня попался дельфин.
Мальчик охотно залез на стул, впился жадными глазами в тарелку. Но едва попробовав сваренное мясо, бросил вилку.
– Не буду…
Дельфинье мясо источало тошнотворный, приторно-сладкий запах. Но всё-таки белок, полезно. Серафима Ивановна сурово сдвинула брови.
Читать дальше