Алиса Бизяева - Девушка на остановке. Рассказы

Родители написали письмо о необычных способностях своего сына в комитет Книги рекордов и пригласили удостовериться в правдивости своих слов. В присутствии официальной комиссии Казику завязали глаза и попросили нарисовать что-нибудь. Какой-то недоброжелатель смешал баночки с краской, но мальчик уже давно научился различать цвета по запаху: зеленая акварель пахла, как раздавленное яблоко, желтая – как белая глина, голубая имела запах бумаги для писем, серая – вчерашнего хлеба, красная краска пахла кровью, черная – не пахла ничем. Возможно, поэтому мальчик никогда ею не пользовался.

Казик взял бумагу и написал осенний пейзаж. Что-то неожиданное было в этом рисунке, что-то удивительно настоящее. Лучшие художники мира, представители разных художественных течений никогда не делали ничего подобного. Все, кто любовался работой, чувствовали запах дождя, который только что начался, и запах мокрой листвы, едва тронутой тлением.

Благодаря особенному аромату, рисунок навевал сюжет: какая-то девушка только что оставила парковую скамейку, где она сидела и читала книгу, случайно обронив на землю, укрытую мокрой листвой, легкий платок, все еще хранящий запах ее волос.

В своих отчетах несколько членов комиссии не сговариваясь записали, что рисунок будто бы передает им ощущение этого сюжета, хотя на самом деле там не было ни девушки, ни книги, ни платка.

Еще ребенком Казик достиг в изобразительном искусстве таких успехов, которые были невозможны среди видящих. Однако он не прекращал практиковаться, потому что главная его работа – портрет Солнца – все еще не была написана.

Казик применял разные техники, рисовал на бумаге, ткани, стекле. Он использовал светящиеся краски, сусальное золото, серебро – но дело было не в цветах и не в технике. Художник хорошо это понимал. Дело было даже не в том, что он больше не мог видеть солнце. Он очень хорошо помнил, как солнечные лучи пронизывают его, и, проникая внутрь тела, щекочут каждую клеточку.

Казик изучил языческие предания про Ярилу, культ египетского бога Ра, мифологию ведических Савитара и Вишну – но ответа нигде не было. Он мечтал попасть в египетский Гелиополь, чтобы найти там необходимые знания, интересовался работами по гелиопсихологии – но все было бесполезно. Однажды он забросил все исследования и закрылся в мастерской, поклявшись не выходить, пока не нарисует главную картину своей жизни. И рисовал, рисовал, рисовал…

Казик рисовал в темноте… Электрический свет ему был не нужен, его глаза светились изнутри. За время своего добровольного заточения мальчик успел вырасти, возмужать. Все эскизы, которые казались ему неудачными, он выбрасывал из окна на улицу. Там всегда дежурил сотрудник художественного музея и собирал его бесценные этюды, а лучшие писатели страны соревновались за право придумать для них названия. Культурологи вели горячие дискуссии относительно шедевров Казика, анализируя творческий путь художника до написания портрета Солнца. Один из исследователей уже заканчивал третий том своей монографии, а главное издательство страны заключило с ним контракт на публикацию и планировало проиллюстрировать книгу репродукциями гениальных зарисовок Казика, ну и, конечно же, его главного произведения, которого все ждали с нетерпением.

Издательство заранее открыло подписку на это издание и собрало полмиллиона заказов. Казика все это не волновало – он не читал газет, не смотрел телевизор, он был счастлив в своей изоляции от внешнего суетливого мира.

Очень скоро художник стал невероятно известным. Его картины и эскизы покупали за огромные деньги. Книги, которые писали о нем, разлетались бешеными тиражами. Его выставки проходили в самых крупных галереях мира. Ходили слухи, которые каждый стремился проверить, что в павильоне во время выставки слышна музыка или многоголосье – не такое, как на многолюдной улице, а как на детской площадке или в фойе театра после спектакля. Каждый рисунок «разговаривал» и был наделен особым голосом. Только люди со слабым слухом не замечали в картинах Казика ничего волшебного. «Какая-то путаница красок» – думали они, но помалкивали, не желая быть заподозренными в невежестве.

Спустя пятнадцать лет, проведенных Казиком в заточении, седой постаревший галерейщик, который внимательно следил за его художественными экспериментами, а также несколько случайных прохожих стали свидетелями необычайного события: слепой художник, долгие годы создававший самую талантливую на свете живопись, но не имеющий возможности оценить свое творчество… громко смеялся. Он смеялся так, что младенцы, которых мамы выгуливали в колясочках в соседнем парке, разом проснулись и начали реветь.