Виктор Квашин - Последняя крепость империи. Легко сокрушить великана

Николай Фёдорович скоренько сфотографировал место обнаружения ценной (бесценной!) находки, её саму тоже – в косом солнечном освещении.

Ехал быстро, быстрее обычного, подсознательно торопясь удовлетворить любопытство. На въезде в город не удержался, позвонил Дмитрию Рудольфовичу, специалисту по восточным языкам, с которым написана не одна совместная статья.

– Дима, а можно ли к тебе заскочить? Я с пасеки, медком угощу…

Уже в темноте припарковал машину у старой пятиэтажки, поднялся на этаж. Двухкомнатная «хрущёвка» несла отпечаток холостяцкой жизни. Николай Фёдорович пожал руку хозяина, сунул ноги в стоптанные шлёпанцы и направился на кухню.

– Вот тебе, Дима, медок. Прямо от Вани Лучкина.

– Да куда мне столько? – Дмитрий приподнял трёхлитровую банку и снова опустил на стол. – Я и за год это не съем, ты же знаешь.

– А это тебе премия, оплата за труд, так сказать.

– За какой труд?

– За ночной. Ты же сейчас будешь переводом заниматься. И я уверен, не откажешься. А мозгу твоему глюкоза нужна. Вот! – Николай Фёдорович вытащил из кармана пластину.

Дмитрий Рудольфович пару минут вертел вещицу в руках, затем придвинул настольную лампу, достал из стола лупу.

– Ну, что? – нетерпение жгло Николая Фёдоровича.

– Пока могу сказать только, что письмо старомонгольское. Внизу два китайских иероглифа: «Уважать, оказывать содействие», по-видимому, дублируют монгольскую надпись. А вот это, насколько я помню, личный знак монгольского нойона Саритая. Остальное – завтра. Словари у меня на работе.

– Так что же, это действительно пайцза монгольского военачальника?

– Не знаю. Всё может быть. Мы же учёные, Коля, не к лицу нам с тобой гадать. Надо разбираться. Давай-ка лучше чайку с Ваниным мёдом попьём… Да-а, вторая пайцза на одном городище – это сенсация. Хорошую статью об этом артефакте мы с тобой точно напишем.

Сиантоли сидел в отделении для придворных, в самой дальней комнате с узким оконным проёмом почти под потолком. Перед ним лежал обыкновенный кухонный нож – всё, что он смог отыскать в покинутых слугами помещениях.

Город горел. Слышался треск и рёв пламени. Было удивительно, что в этом глиняном городе что-то вообще могло гореть. Дым проникал даже сюда, в княжеский двор, защищённый высокой стеной. Слышались вопли тангутов – растерянные крики потерявших надежду защитников города. Было ясно, что очень скоро монголы будут в княжеском дворце.

Сиантоли тоже был в растерянности. Он смотрел на нож и никак не мог решиться. Всё-таки был крошечный шанс, что атакующие пощадят его, узнав, что он не тангут, ведь его страна не воюет сейчас с монголами. Хотя, вряд ли быстрые на расправу плосколицые в пылу битвы дадут ему и рот раскрыть.

Ещё эта дурацкая одежда! Он усмехнулся, вспомнив, как отнял одеяние у бродячего торговца сушёными фруктами. Под халатом у растерянного ханьца 6 6 Ханьцы – этнические китайцы, основное население северных провинций империи Сун. Ханьцы также составляли большинство населения чжурчжэньской империи. совершенно ничего не было, пришлось дать ему какую-то рогожу с повозки и пару монет. Воины гоготали и над торговцем, и над самим Сиантоли, когда он натянул на себя вонючий синий халат и шапку. Хорошо, хоть свои штаны под халатом оставил. Сейчас он вообразил, как выглядит со стороны в этом одеянии. Перед смертельной опасностью надлежит иметь подобающую внешность.

Сиантоли скинул халат, отшвырнул его в угол, оставшись по пояс голым. Выдернул шпильку из отвратительно неудобного «под ханьца» узла на голове, с удовольствием распустил волосы, наскоро расчесал гребнем, всегда имевшемся в напоясном кошеле и заплёл косу. Потрогал бритый лоб, погладил косу, оправил пояс, нащупал на нём бронзового духа Предка, потёр его пальцами, прошептал просьбу: «Убереги меня Предок, если возможно, от смерти, или дай смерть лёгкую, если уберечь не можешь…» Вспомнилась поговорка деда: «Не спеши умирать!»