Алексей Брайдербик: Эхо иллюзорных надежд

Что я делаю в такие минуты?

Просто устало ложусь на траву и, закрыв глаза, глубоко вдыхаю и шумно выдыхаю. Страшно существовать в мире, состоящем из бесконечного неба и не менее бесконечной земли.

Пребывать посреди пустошей мира – не мое призвание и не моя задача. Чтобы не испугаться пустошей мира, не чувствовать себя одиноким – всего-то и нужно представить, что рядом присутствует кто-то еще. Вообразить ничтожность своего положения на земле и неизбежность быть проигнорированным вселенскими процессами – неприятно и удручающе. Сколько ни пытайся бороться с пустошами мира и как ни старайся заполнить их собой – всё равно ничего не получится. Протоптать путь по ним и разгрести руками землю – еще полдела, сохранить результат – вот задача так задача.

Сколько слов было мной произнесено, а сколько мыслей высказано! Меня так обычно увлекает это занятие, что я практически не замечаю однообразия пустошей мира вокруг. Я смотрю на людей и вижу себя в них, можно было бы подумать, что они – мое отражение. Возможно всё, недаром говорят, что у каждого человека на земле есть своя вторая половинка, человек родной по душе, чувствам. Однако не всем дано встретится с ним.

В последнее время я чувствую себя таким вымотанным. Может, тому виной погода?

Корень моего одиночества – пустоши мира.

К храму ночи приводит нас наша усталость. В обители из света дня мы лепим из глины статую собственных достижений – по ней мы определяем размеры наших умений, возможностей и сил.

От рождения и всю жизнь вплоть до старости и смерти доводим эту статую до совершенства – сглаживаем, добавляем одни детали либо убираем другие. Но всё равно излишняя угловатость, недопустимые диспропорции и неистребимая неуклюжесть наших движений не позволяют добиться идеального результата. Того самого, о котором можно было бы сказать: «Да, пожалуй, теперь меньше всего заметны несовершенства моих долгих и упорных трудов».

На прошлой неделе я был на музыкальном шоу. Там было несколько десятков зрителей. Шоу длилось долго. Оно отличалось особой, какой-то мучительной неторопливостью, вялым музыкальным сопровождением, тягучими, раздражающими монотонностью песнями. Это сильно утомило меня. Я ожидал нечто такое, что не заставляло бы меня постоянно думать о скуке и о том, что мне все труднее и труднее оставаться в кресле.

– Мне надоело здесь сидеть, – как оказалось, вслух, хотя и негромко, произнес я.

– Так встань и уйди, зачем сидеть, – отозвался парень, сидевший рядом со мной.

Я посмотрел на него.

– А вдруг остальные обидятся? – возразил я.

– Кто именно? – уточнил мой сосед. – Люди, которых ты никогда прежде не видел и встретился с ними только сейчас?

– Хотя бы они, – сказал я. – А подумают участники шоу? Как я им объясню свой уход? А они обязательно спросит, они, как нарочно, не проигнорирует: хотя они не смотрят на меня постоянно, это не значит, что мои движения останутся незамеченными.

– Тогда наберись терпения и дожидайся окончания.

– Не могу, ей-богу не могу!

– И что же делать?

– Не знаю.

– Тогда незаметно поерзай либо пару раз привстань и снова сядь. Вот и о скуке забудешь.

Вдруг парень громко чихнул, а я решил больше не ходить на шоу, которые тянутся так долго и вдобавок ко всему заставляют опасаться последствий ухода.

Я вышел из аптеки, завернул за угол, и вдруг передо мной возникли три мои версии, три точные копии моей человеческой внешности – те три формы, которые я обычно принимаю, когда чего-то не понимаю и удивляюсь, возмущаюсь, но соглашаюсь, и тело выдает мое отношение к происходящему.

Моя первая версия улыбнулась мне, вторая кивнула в знак приветствия, а третья ничего не сделала, она просто стояла и смотрела на меня.

– Я всегда говорю «Почему же? Разве?», даже когда это не требуется, – сказала первая версия.

– Я постоянно отвечаю «Как же так, но впрочем…», – откликнулась вторая версия меня. – Удивляться и мириться с тем, что удивляет – это подчас сбивает с толку и раздражает какой-то своей относительностью.

– А вот я только подмигиваю и восклицаю, – с радостью заявила третья. – Вот только я не позволяю никому и никогда добиться чего-то большего.

– Вы явились, чтобы меня о чем-то предупредить? У меня ничего не получится. Пусть, я привык к неудачам. Но я надеюсь, что всё будет хорошо.

Первая версия меня сказала:

– Почему же? Разве?