Олег лишь тоскливо выслушивал, как новоявленная теща с возмущением кляла хапуг, что скоро всю социалистическую собственность растащат и с каждым днем все больше жалел, что в кои веки решил не подчиниться матери. Вот дурак так дурак, ведь знал, прекрасно знал, что неповиновение принесет кучу проблем и ни на грош радости. Ради чего это, зачем? Ведь он даже не влюблен в Лиду. А со временем, она стала его раздражать. Лезет и лезет, да он молодой и здоровый парень, но не кролик, в конце концов! Хотя бы раз отказала, что бы пришлось поуговаривать, как происходит в других семьях. Олег всегда знал, если отец провинился, мать выставит его из спальни ночевать в залу. А если гостит бабаня, то отцу приходилось довольствоваться раскладушкой в кухне. И как батя радовался, когда мать пускала его обратно, утром после прощения, брился и насвистывал песню, глаза блестели, подмигивал бабане и сыну. А Лидка безотказная до тошноты. Расхожая отговорка «у меня голова болит», ей видать, не известна. Ну да чему болеть, если головы нет? Восемь классов закончила и мотается как. … В техникум не пошла, устроилась на почту, через два дня сбежала. Ногу натерла, ходить тяжело.
Да уж говоря откровенно, Олега привыкшего к порядку, весь уклад новой семьи выводил из равновесия. Раскиданные вещи, вечный ворох не глаженого белья на прожженном утюгом старом одеяле. Разбитые доски крыльца, кастрюля с насмерть пригоревшими остатками еды. Даже запах в старом деревянном доме, был тоскливым и каким – то кислым. Раздражала младшая сестра Зинка, бесцеремонно заходившая в их комнату и нудно выклянчивая мелочь на мороженое или кино. Бесил Вовка, что таскал из кармана Олега сигареты и мелкие деньги. И вечные жалобы тещи на тяжелую жизнь и при этом абсолютное нежелание хотя бы что – то предпринять. Поначалу он сам взялся за починку дома. Испытывая легкое сострадание к семье без мужика и желая устроить свой быт более комфортным. Но, вся обстановка словно трясина погружала в лень, отбивала охоту работать и превращалась в напрасное сотрясение воздуха. Чиненое крыльцо через три дня сломал Вовка, решив прыгнуть с перил на ступеньки. Стираные после долгих уговоров Лидой кухонные занавески, быстро приняли свой обычный затрапезный вид, вся семья по привычке вытирала о них руки.
Дошло до того, что Олег сам перемывал тарелку, прежде чем положить себе надоевшую картошку с куском выгнутой дугой, вареной колбасы.
– Лид, ну ладно мать хоть на работу ходит, ты то, что сидишь как корова не доеная, весь день, хоть бы полы помыла! – В сердцах бросил он.
– Ты чо, Олежка! – Захлопала густо накрашенными ресницами молодая супруга и глаза ее наполнились слезами. – Я же вчера мыла! Каждый день, что ли тряпкой махать? Вон вас сколько, шастаете туда – сюда без остановки, а как убирать так Лида!
Черная от туши слеза поползла по щеке. Взгляд укоризненный, на беременную женщину решил всю работу свалить? Может ей вообще надо полежать, вот только вчера что – то с боку кололо, а выкидыш случится, что тогда? Избаловали его дома, замашки как у барина.
Лида начинала всхлипывать, уткнувшись в многострадальную занавеску. Олегу становилось ее жалко. Молодая, глупая, не умеет как следует хозяйством заниматься. Да ее и учить то некому было, стало быть, и вины ее нет. Надо как то помягче, поласковей что ли. Он гладил ее по голове, начинал утешать. Лида тут же успокаивалась и прижималась к мужу. И желая показать что вовсе не против чистоты и порядка и вполне готова на уступки ради мира в семье, тут же отвесила звонкую оплеуху Зинке, вернувшейся со школы.
– Куда в ботинках прешься, что в свинарник пришла? Иди тапки надень и сопли вытри, ходишь как эта!
Младшая сестра злобно сощурилась и, метнувшись в коридор прошипела.
– То же еще раскричалась, ходит сиськами трясет, как дедки Митина коза!
Олег поморщился, воспитатель из Лиды отменный. Хотя, сказать по – честному, его тоже раздражает привычка жены разгуливать по дому в сарафане с прорехой подмышкой. Молочно белая отяжелевшая грудь с выступившими под кожей голубоватыми венами виднеется всякий раз, когда жена поднимает руку вверх или тянется что – то достать. Зато глаза Лида красит с самого утра, усевшись за стол с потрескавшейся клеенкой и отодвинув грязную посуду, она старательно плюет на черный кубик туши и, приоткрыв рот, водит щеточкой по ресницам. А затем булавкой педантично расщепляет слипшиеся волоски. Так же старательно, она накручивает тонкие русые волосы на термобигуди, вылавливая их кончиком расчески из кастрюли с кипятком, в которой потом спокойно поставит варить макароны.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу