Михаил Буканов - Картинки с ярмарки. Мусоргский отдыхает

Отрабатывая машинами, корабель наш швартуется между двумя другими эсминцами. С берега тянут электричество и воду. Мы дома. «Отзывчивый» – это гордое имя корабля, на котором я имею честь служить, устраивается по-домашнему. Протянут трап, встал рядом с ним вахтенный матрос в огромном тулупе, ну а внутри корабля пошла в душевые горячая вода! Какой же это наслаждения просто помыться. Вода горячая, воды вдоволь. Кто моется, а кто и постирушку затеял сразу. Я тоже тру щеткой свои две белые робишки. Новые, они были твёрдокаменными, а сейчас, после многих стирок, мягкие и ослепительно белые. Да и по мелочи есть что постирать. Потом моюсь сам. Тряпки в сушилку, себя в чистое. Готов к труду и обороне. Сегодня в шесть часов часть команды идёт в увольнение на берег. И мы с Тохой идём. Корабль, он корабль и есть. Малое пространство, свободное от корабельного оборудования и оружия и отведённое человеку заставляет моряка всё время быть начеку, подавляет, гнетёт, постоянно к себе приспосабливает. Да и все эти радиолокационные станции, для обнаружения воздушных, надводных и подводных целей чего то там излучают, здоровью нашему совершенно не нужное! А две с половиной тысячи тонн железа, служащее нам сейчас домом? Кораблик, всё это – излучающее рентгены и всякие там волны, на себе носящий? В «Записках из мёртвого дома» Достоевского говорится, что в заключении тюремном самое страшное не лишение свободы, а нахождение на ограниченном пространстве с людьми тебе лично неприятными, а, иногда, и ненавистными. А чем корабль в походе не та же тюрьма, только плавучая. Что добавляет ещё и различные неудобства для человека, от холода, сырости и ломовой работы, до качки, переносят которую многие с огромным трудом и к ней за всю службу так и не привыкают! Да и на стоянке не лучше… Сразу появляются политзанятия, полит информации, приборки просто, большие приборки и масса всякой рутинной работы. Называется всё это громко: «Повышение уровня боевой и политической подготовки». Ну а суть проста и чиста как лысина нашего уважаемого Никиты Сергеевича Хрущёва, самого себя называющим верным ленинцем и продолжателем идей. Надо постоянно держать экипаж в занятости. Иначе проблем с дисциплиной не оберёшься. Матрос не может быть на корабле и ничего не делать. Не дай бог в рабочее время сказать офицеру, что ты не занят, или просто бродить по палубе с отсутствующим видом! Поверь, работу тебе найдут, и очень скоро! Только целеустремлённой походкой, по трапу только бегом. Левый борт – движение к носу, правый борт – движение к корме. Не перепутай на свою голову. Пожалеешь! Но это не сейчас, после похода все настроены добродушно, поскольку устали люди. А что у тебя на погонах, звёзды, полоски или ничего для моря значения не имеет. Всех оно выматывает до предела, у всех вызывает желание расстаться с ним хоть на время и по земле походить. В пять часов зо минут по трансляции раздаётся давно ожидаемая команда: «Уходящим в уволнение построится по левому борту». Оглядываю себя. Шапка-ушанка, звезда на месте. Пуговицы на шинели горят, можно сказать, ясным пламенем. Бляха ремня сияет. К горловому воротничку подшита аккуратная белая полоска. Ботинки надраены до блеска. Уязвим я в одном только месте. Среди матросов считается, что кальсоны носить позорно. Особенно в увольнение. И ясно что мы с Тохой их надеть и не подумали. За бортом март. Температура минус 25 с ветерком и снежными зарядами. Тот самый марток, когда надевай трое порток! А на нас шинелишка без подкладки, форменка и брюки из какого то плотного материала. А надо бы унты и порты меховые. Да канадки кожаные офицерские с бараньим мехом внутри. Да и шапки не наши из искусственного меха, а чего-нибудь натуральное. Нет этого для нас. На всех не напасёшься! Поскольку наличие отсутствия кальсон могут проверить, обматываем ноги носовыми платками, имитируя нижнее бельё. И идём на построение. Инструктаж о высоком моральном облике советского матроса делает замполит. Нам страшно повезло. Старпом наш, капитан-лейтенант Красниченко, отличающийся по положению своему свирепым нравом и нечеловеческой, с нашей точки зрения, придирчивостью убыл на берег, к семье, чему все мы несказанно рады. При одном виде данного товарища, идущего по одному борту, матросы перебегали на борт противоположный. Прятались где могли и не могли. А его проверки чистоты помещений, установок и механизмов с помощью ослепительно белого носового платка, были притцей во языцех, освещались всё с новыми и новыми подробностями, пострадавшие исчислялись десятками. Три наряда, четыре наряда, месяц без берега – вот обычный ассортимент взысканий, раздаваемых каждый день и по самому различному поводу. Правда надо сразу сказать, что был капитан-лейтенант человеком суровым, но справедливым. Без вины не наказывал, зря не придирался, и злопамятностью не страдал. Заслужил – носи, а если в порядке всё, то и бояться тебе нечего. Вот только степени его понимания порядка достичь было также легко, как приблизиться к горизонту. Короткий осмотр уходящих провёл капитан-лейтенант Тиханский, штурман корабля. Команда, построившиеся получили увольнительные записки. Всё. Мы на причале.