Аида Павлова - Нормально всё

© Аида Павлова, 2017

ISBN 978-5-4485-2143-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В вагоне метро в шесть утра пахнет сладковатой блевотиной и хлоркой. На полу высохшие подтеки от разлитого накануне пива. Понедельник, в котором все всегда не так. Понедельник вообще тяготеет к нигилизму: ничего не хочется делать, а хочется отрицать реальность, накрывшись теплым одеялом, и спать, счастливо забыв про будильник. Но я прусь на репетицию к семи утра, впрочем, как обычно.

В трясущемся вагоне метро я гляжу на угрюмые лица таких же ранних пташек. Вот женщина с лицом измятой простыни. В ее маленьких глазках застыла стальная ненависть ко всему, чтобы ни происходило вокруг нее. Вот мужчина с лицом Марса. Не бога войны, естественно. А планеты – такой же красный и в рытвинах. Он ест с невероятным для шести утра аппетитом сырную слойку, купленную тут же, в переходе метро, и от этого всеобъемлющего запаха, мне хочется наблевать прямо ему под ноги. Сырная вонь проникает под мой пуховик, пробирается под него, чтобы уютно обосноваться в петлях шерстяного свитера. Несколько минут я фантазирую, как подхожу и одним точным движением руки загоняю остатки слойки в раскрытую пасть мужика, как он давится и хрипит, но никто не придет ему на помощь. Как обычно, все пассажиры отведут глаза в стороны или притворятся спящими. Московское метро – царство равнодушных. В самом конце вагона едет еще один мужчина, в черном бомбере и маленькой черной шапчонке, элегантно нахлобученной на самую макушку его головы неправильной формы. Мужчина играет на смартфоне в какую-то увлекательную игру, вроде пузырей или шариков. Скорее всего, это доблестный сотрудник ЧОПа отправляется на смену, или едет с нее – без разницы. На его дебелом лице не проблескивает и тени эмоции. Я думаю: «Как же я все это ненавижу». Думаю так, без конкретной привязки к поедателю сырных слоек или охраннику, или к даже замученной жизнью женщине. Это просто утро понедельника, это просто метро.

Со странным чувством самоистязания я вспоминаю почти полную бутылку джина, мирно стоящую в это самое время в ящике на моей кухне. И почему мне вечно не хватает духу налить себе за завтраком грамм сорок джина? Смешать его с тоником и выпить. Ну в самом деле, что будет от такого количества, пусть даже и выпитого в полшестого утра? Плохо точно не станет, а настроение поднимется. Я корю себя за нерешительность. Ах, как бы сейчас все стало по-другому. Я смотрела бы на жизнь проще и веселее, и возможно, даже улыбнулась бы… ну нет, для улыбки в метро нужно выпить, как минимум, грамм сто пятьдесят, – резко я сама обрываю свои мысли, – а если столько выпить за завтраком, то уже и на репетицию нет никакого смысла ехать. Захочется лечь на диван и придаться рефлексии по поводу всего сущего. Думать такие мысли вроде: существуют ли внеземные цивилизации, почему меня никто не любит, и стоило ли тогда грубить дирижеру, или можно было бы ответить вежливо, но холодно, с той легкой ноткой язвительного сарказма, когда человек понимает, что вы его унизили, но в силу своего воспитания и отсутствия очевидных улик в пользу хамства, не в состоянии послать вас на хуй и вынужден жалко улыбнуться вам в ответ, в крайнем случае – развести руками в стороны и пожать плечами. Эх, будь моя воля я бы именно в таком расслабленном положении проводила все свои понедельники.

На репетицию я опаздываю на пять минут. Какие-то копейки, но о них мне обязательно напоминает администратор:

– Катюша, опаздываешь!

– Да катись ты к черту, – думаю я, – не могут уже три года снять нормальное помещение! Три года приходится вставать в пять утра, а тебе еще полощут мозги за пятиминутное опоздание!

Мое раздражение нарастает. В администраторе – золотушном мужчине с длинным острым носом – мне не нравится решительно все: его птичья походка, манера при разговоре смотреть чуть в бок, словно бы проверяя, вдруг кто-нибудь стоит за спиной собеседника. Сколько раз мне хотелось обернуться и посмотреть, куда же, черт подери, пялится он! А пялился он в никуда. Своими пустыми глазками-пуговками. Администратора за глаза в оркестре называют Цаплей, – худой, задумчивый, длинноносый! Ну вылитая цапля. Он отвечает за размещение музыкантов на гастролях, и нередко мы оказываемся в таких клоповниках, где за тонкими бумажными стенами слышатся стоны проституток или монотонная речь дикторов ближневосточного телевидения.