Ольга Шипилова - Пару слов о детстве. Деревенские рассказы

Когда совсем стемнеет, бабушка располагается в сенях и чистит картошку. Я наблюдаю, как тоненькая ленточка кожуры появляется из-под ее маленького ножа. Дед, низко свесив голову, сидит рядом с мамой на самодельной деревянной скамье и слушает, почесывая бороду, городские новости. В такой сумеречный час не слышен бег времени, неторопливо тикают ходики, сладко дремлет кот у маминых ног. Бабушка отправляется в кухоньку, слабо освещенную слеповатой лампочкой, и, поставив сковороду на огонь, готовит мое самое любимое блюдо – жареную картошку. Жарко скворчит сало на старенькой сковороде, вкусно пахнут пряные травы и перец. Мама разворачивает газетный кулечек и выкладывает на стол иваси. Мы начинаем праздник, которого я так ждала, в котором самый главный герой – моя мама. Я ни на секунду от нее не отхожу, целую руки, залезаю на колени, трогаю волосы и все время перебиваю своими житейскими историями, чем страшно злю бабушку. Она снова угрожает мне расправой, на что дед угрожает расправой уже ей. Мама, наблюдая за нами, заливисто хохочет, а мне становится так счастливо, что хочется взять их всех таких родных в охапку и расцеловать. И чувствую я, как медовым бальзамом ползет по мне дрема, тяжелые ручонки отпускают мамину шею, и я засыпаю прямо у нее на коленях.

Утром в воскресенье мама уедет снова в город, который я начинаю тихо ненавидеть. До самого вечера я одиноко буду сидеть на дороге и вглядываться туда, где мамина фигура превратиться в черную точку, а после и вовсе исчезнет. Снова я стану уговаривать себя, что неделя – это быстро, что я взрослая девочка, а ночью так и не усну от удушливых слез. В понедельник со мной приключится истерика. Бабушка сначала станет уговаривать меня конфетами, а потом начнет грозить веником, а дед, забросив все свои дела, приступит к строительству домика на старой яблоне. Мама уедет ровно на неделю, чтобы в пятницу вечером, преодолевая километры бездорожья на попутках, а после пешком, приехать ко мне лишь для того, чтобы мир мой снова приобрел краски жизни. Чтобы деловой наш генерал посетовал на картошку, которая плохо храниться и на банки с огурцами, что как назло, будь они неладны, повзрывались. Приедет, чтобы вся семья в сумеречный час собралась в сенях, чтобы дед тихо свесил свою тяжелую седую голову на колени, чтобы неспешно тикали ходики на стене и весело на кухоньке под слеповатой лампочкой скворчала янтарная картошка.

Пятничным утром Нина проснулась с тяжелым сердцем. Досада и тоска по дочери, которая была очень далеко с Ниниными родителями в глухой, богом забытой деревеньке, смешались с чувством нескончаемого беспокойства и тихой нежной грусти о маленькой девочке. «Дочка просила мандарины», – подумала Нина. А сейчас сезон: мороз, снег, предновогодняя суета. Девочка им так обрадуется! И снова ее пухлые щечки станут пурпурно-красными от нескончаемого диатеза. Нина вспомнила, как она несла свою кроху в ясельки, как девочка всю дорогу плакала и боялась оторвать от нее свои маленькие ручки. Вспомнила, как безучастная нянечка с равнодушным видом тянула на себя кричащий комочек и зло ругалась по поводу плохого воспитания ребенка. А после воспитательницы, криво улыбаясь, в один голос уверяли Нину, что девочка заторможена, отстает в развитии, все время молчит и смотрит в одну точку. «Не ясельный ребенок! – констатировали врачи. – Пусть с ней побудут дедушка и бабушка, если не хотите сломать психику девочке!» Потом Нине припомнилось, как везла она дочь в глухую деревню к своим родителям, как улыбался отец, и ломала на себе руки мать. Дочка осталась, Нина уехала. Работа, круговорот дел и безысходность, горечь от невозможности все время быть рядом.

В этот день Нине предстояло решить очень много задач: отстояв в очередях, позаботиться о гостинцах, сложить, упаковать, ничего не упустить из вида. Да еще целую смену провозиться со своими подопечными – будущим страны, начинающими огранщиками алмазов. Задержавшись у огромного заводского окна, Нина наблюдала, как белый снежок, что тихо порошил всю ночь, сменился метелью. «Трудная будет дорога, – подумала Нина, – а ехать придется, не поехать нельзя». Вокруг туда-сюда сновали люди, что-то говорили друг другу, о чем-то спрашивали, радовались предстоящим выходным. И только она одна должна была преодолеть тяжелый путь, чтобы тоже стать счастливой. Ибо не в теплой квартире ютилось ее тихое семейное счастье, а за много километров отсюда, где широкий Днепр, скованный льдами, опоясал всю ее родную деревню, где над родительским домом, над самой крышей, должно быть, тихо стелется серый дымок, и где ждет ее маленькая дочь. В том, что дочка ждет, Нина даже не сомневалась. Еще полдень, а она уже, без сомнения, стоит увернутым кульком на заснеженной дороге и ждет. Ее щеки станут красными от мороза, снег заметет ее в сугроб, а она все равно будет стоять, сжимая в посиневших руках кусочек глины. Будет бубнить что-нибудь себе под нос, и вот уже из этого скромного кусочка родится замысловатая зверушка – подарок маме. А ночью разболятся ее колени, мать станет растирать их отцовским «Шипром» и казнить сама себя, за то, что не увела ребенка с мороза.