Ольга Шипилова - Пару слов о детстве. Деревенские рассказы

Но от этого момента меня отделяет целый день, ведь мама приедет только вечером, да еще неизвестно во сколько. Наша деревенька небольшая, вернее совсем маленькая, молодежь вся разъехалась в город, остались лишь старики доживать свой одинокий век, хоронить друг друга, сторожить свои хаты и присматривать за привезенной из города ребятней. Окруженные могучим Днепром и синим лесом, робко выглядывают домики из своих густых, буйно цветущих палисадников, да окошки с резными ставенками всматриваются в пыльную дорогу и ждут, ждут, ждут. В деревню добраться совсем непросто, автобусы прямые к нам не ходят, паром или катер тоже редкие гости. Но я знаю наверняка, мама приедет обязательно – она соскучилась по мне и по родителям за неделю. Генерал мой просит, чтобы мама не мучила так себя – дорога тяжелая и дальняя. А она все равно ездит каждые выходные. Старики в деревне утверждают, что она у нас больно «сердешная». А как по мне, то самый «сердешный» у нас дед – он любит мою маму больше жизни и, не веруя в бога, тайно кидает крестики на нее – для успешной дороги. Или бормочет себе в бороду: «Боже, Нинку защити». Когда мама была совсем маленькой, то почему-то все время падала и травмировала кости, это так сильно пугало деда, что он на всю жизнь сохранил болезненное беспокойство за нее. Выделяя Нинку среди остальных своих детей, он смотрел на нее с обожанием и даже в некоторой степени наделял ее святостью. А еще в деревне говорят, что мама у меня большой начальник и очень честный человек. Мне радостно слышать о ней такое. Я важно раздуваюсь и пыхчу как чайник, а дед смеется, тычет в меня какой-нибудь соломинкой и приговаривает: «Ну, ну, смотри не лопни».

Целый день я бегаю за дедом как заводная, радость и нетерпение растут во мне все сильнее с каждым часом. Я представляю, как буду мчаться, широко раскинув руки, навстречу маме, как с силой уткнусь в ее теплый живот носом и больше никогда ее не отпущу. Но вот уже вечереет, радость моя сменяется беспокойством, понемногу я обмякаю и становлюсь похожей на тряпичную куклу. Понурив голову я слоняюсь, не находя чем себя занять, уныло наблюдаю, как наша корова Зорька безразлично жует сено. Дед с тихой грустью готовится залезать на сеновал, чтобы достать полосатого котенка, а бабушка готовит веник. Мне не весело и уже не страшно, не напугать тебе меня, мой генерал. Горькие слезы подступают к глазам, ком в горле и тошнота. Все чаще выхожу я на дорогу, которая змейкой виляет из стороны в сторону, вглядываюсь туда, где земля смыкается с небом, и безысходно опускаюсь на колени: «Что же она не едет? Господи, помоги!» Безутешные рыдания разрывают мое маленькое детское тельце, из-за слез я уже ничего не вижу, хватаю ртом воздух, но не могу вдохнуть, падаю лицом прямо в песок дороги и содрогаюсь от страха за маму.

Вдруг кто-то с опаской кладет мне руку на спину – это дед, он даже не пытается поднять меня с земли, а почему-то так вкрадчиво и со смехом в голосе говорит: «А хочешь, я тебя цыганке отдам?» Знаю я эту цыганку, это наш с дедом пароль! Я подхватываюсь с земли, тру глаза (ах, ненавистные слезы!) и смотрю туда, где дорога укрыта небом: «Мама… Ма-ма!» Я бегу ей навстречу, широко раскинув свои руки-мельницы, чувствую, как громко стучит мое сердце, и понимаю, что вся моя жизнь, мой этот странный день, мои рыдания на пыльной земле лишь для нее, лишь во имя нее. Мама бросает тяжелые сумки и подхватывает меня на руки. Мы плачем обе, и лишь потом, повернув назад свое опухшее от слез лицо, я замечаю, как в сторонке стоит мой дед и, любуясь нами, тоже плачет.

Навстречу маме выходит бабушка, она сетует, как обычно, на паразита колорадского жука, который изгадил всю картошку, и спешит показать молодые клубни размером с хороший кулак, только что бережно выкопанные в честь маминого приезда. После, выложив все привезенные гостинцы на добротный деревенский стол, бабушка уводит маму показать свой нескончаемо огромный огород, и мама будет важно ходить вслед за нашим генералом, часто сгибаясь за полосатым жуком или травинкой. Бабушка ждала свою Нинку не меньше моего, она привезла из города суперсовременные химикаты от надоедливых жуков, которые перепортили весь наш второй хлеб, а это значит, что все бабушкины мучения наконец-то будут закончены. Впрочем, как и наши с дедом: бабушка всю неделю поедом нас ела из-за этих жуков, упрекала, что мы лишний раз согнуться ленимся, а картошечку, ой, как любим. Конечно, мы с дедом ее любим, все в нашей деревне любят картошку. Картошка – это целый культ, идол. Садят ее в деревне все без исключения и настолько много, что завершив сбор картофеля, становятся совершенно больными, некоторые не могут подняться всю зиму.