Лев Усыскин - Русские истории. Рассказы

На нашей стороне берег, поросший в обе стороны от моста кустарником, выдавал густыми клубами дыма расположившихся вдоль него многочисленных стрелков. Дымные же клубы указали мне и местонахождение русской батареи: чуть далее влево над берегом. Судя по всему, батарея вела огонь по той самой, имевшей несчастье расположиться у самого моста деревушке, – мне показалось даже, что один из её сказочных домиков уже объят пламенем, хотя, возможно, это был всего лишь отблеск утреннего солнца…

Несколько выше батареи и, стало быть, ближе ко мне виднелась рукотворная, вычищенная ровная площадка, наподобие тех, что устраивают над рекой, дабы было где обывателям прогуливаться в теплые дни – с барышнями либо с романтическими книжками в руках… Нынче же ее, как видно, определили для размещения командования – я разглядел большую группу спешившихся военных, чуть поодаль стояли их лошади, две или три немецкие повозки, еще что-то, чего я издалека не разобрал. По всей видимости, это и была ставка генерал-майора Чухломского, в которую я был отправлен с донесением и которую нашел с гораздо большими трудами, чем мог предположить, два дня назад оставив Дрезден, – укрепившись в этой уверенности, я слегка дал шпоры своему верному Барсу и, пригнувшись к его горячей шее, двинулся вниз по узкой каменистой тропе.

Первым, кто встретил меня в ставке генерала Чухломского, был щеголеватый белокурый адъютант, заметивший, как потом оказалось, меня еще на подъезде – едва я возник в его поле зрения из-за вершины холма. Я представился и, сообщив о цели своего прибытия, попросил доложить обо мне генералу, как только станет возможным, – в ответ адъютант, только что слушавший меня с каким-то странным, едва ли не восторженным выражением лица и поминутно кивавший в согласии головой, неожиданно пожал плечами: «Как вам будет угодно, сударь… только сейчас Василий Дмитриевич с полковником Деревлевым занят, так что вам уж придется обождать несколько… впрочем, вы можете передать мне ваши бумаги и ехать себе назад – я имею на то полномочия, а вам не придется тратить время понапрасну… или вы не спешите?..» Я заверил его, что не спешу. «Тогда милости просим на наш огонек, как говорится… не судите строго: располагайтесь!..» Он подозвал своего денщика, поручил ему моего коня и, обернувшись ко мне вновь, произнес в совсем ином уже, участливо-дружелюбном тоне: «Вот так вот служим Отечеству… да… а вы, позвольте полюбопытствовать, – давно из России?..» «Третий год как… сперва при нашем консуле в Копенгагене, теперь здесь вот, в Дрездене…» «Лихо…» – адъютант на миг вскинул бровь, что должно было, по всей видимости, означать уважение к услышанному – «…а на войне случалось бывать прежде?..» «Нет…» – Я покачал головой. «Тогда вам в самом деле будет здесь любопытно… в некотором смысле, наш ратный труд во всей его рутинной непредвзятости… извольте, сударь, наблюдать…» Некоторое время мы оба молчали, глядя на мост, – адъютант напряженно щурился, я же сгорал от любопытства, однако стеснялся делать какие-либо вопросы, боясь обнаружить себя невеждой. Все же любопытство возобладало – пару минут спустя я оторвался от созерцания кровавой мистерии, разворачивающейся внизу, и, полуобернувшись к собеседнику, как бы невзначай поинтересовался голосом столь ровным, сколь это было возможно, не рискованно ли находиться здесь нынче. Отмечу в свое оправдание, что более мне по сердцу был бы положительный ответ – однако и здесь меня ждало некоторое разочарование, хотя, вопреки извинительным в молодости опасениям, вопрос этот не вызвал у моего ментора даже и тени снисходительной насмешки – напротив, адъютант лишь пожал плечами и, по-прежнему не отрывая глаз от моста, заметил, словно бы рассуждая с собою самим, что теперь уже угрозы нет никакой вовсе, поскольку французы как раз заняты передислокацией батареи на новую позицию, тогда как еще час назад они били вполне резво с того вон холма – с этими словами адъютант указал рукой на нечто , находящееся саженях в двадцати от нас, однако до того мною не замеченное. Это нечто представляло из себя страшное месиво – недавно еще бывшее, по всему, конем и его всадником, незримой и неясной волею в миг единый возвращенное в небытие. «Капитан Веденеев, извольте видеть, Сашка… не повезло, знать… милейший был человек – непременный душа компании … большой был партизан зеленого сукна, доложу вам, – а вот оно как поворотилось…» Адъютант вдруг обернулся резко, словно бы стряхнув с себя принявшие невеселое направление мысли, вновь сощурил глаза, глядя куда-то в сторону, и наконец, удостоверившись в чем-то, поманил меня жестом руки: «Теперь пойдемте, сударь… я вас представлю сейчас генералу…»