Валерия Дёмкина - Шторм Дельта

– И как этому учиться?

– Я покажу тебе книги.

Вернувшись вечером, она приготовила ужин. Лёша с удовольствием съел макароны, подливу, запил чаем, заел пирожным. Поля от чая со сладким отказалась. Я чувствовал у себя в животе, как она голодна, как хочет сладостей. На выходе моя голова растворилась и снова собралась за проёмом. Какой же я высокий!

Я залез в лифтовую шахту и качался на тросах, как в гамаке. Мимо ползли коробки, набитые людьми. В основном девочки разных возрастов. Медицинский университет! Может, она поторопилась с выбором? Мужские голоса я слышал редко.

В понедельник наступила весна. Пошёл снег. Солнце взошло незамеченным за плотными рядами туч. Лёша уехал первым. Он не хотел ждать, пока Поля собиралась и причёсывалась. Мы опоздали.

Она стояла в проёме и пыталась уговорить Дарью Петровну.

– Вы свободны. У вас «н/б». Идите на отработки и сдавайте там пропуски свои. Сомневаюсь, что вы получите у меня зачёт. Всё, до свидания.

Я видел, как сосредоточенно Лёша повторяет параграф учебника. Он даже не поднял глаза. Только брови – немного. Поля плотно закрыла дверь.

У стойки она внимательно изучала график отработок и вытирала глаза. Вдруг она ударила пальцем в стекло, улыбаясь. Отработка значилась сегодня и завтра вечером. Мы ушли готовиться.

Поля кормила уток, бросая на лёд Карповки остатки пирожка. Утки прятались от ветра, прижимаясь к бетонным берегам. Только упавшие крошки выманивали их. Поля плотно сжимала зубы, вспоминая.

– Ты очень красивая, – сказал я сверху и повёл над ней крылом. У неё появились синие тени под глазами. Это собирался порох внутренней войны. Она кивнула, и мы пошли по берегу до красно-желтого кафе. Туман перешёл в дождь и закрыл телевышку на севере. В кафе она взяла кофе с молоком и достала толстую, чистую тетрадь. Видно, она писала и тогда, когда я улетал наружу один. Поля вывела на обложке: «Часть 3». Текст остановился через полчаса. Она просто опустила руки и светила в меня серыми глазами. В третьей части говорилось о мальчике, который попал в рабство. Его родные сами имели рабов и воевали. Он потерял всех. Один в чужой стране. Новый хозяин распознал в мальчике жажду любви и признания. Он, как заклинатель, каждым словом подводил раба к гладиаторскому делу. Я знал ход Полиной мысли. Я знал, что будет дальше. Что он вырастет сильным, красивым, знаменитым, а потом она снова бросит его в беду. Серые глаза вскипятили во мне красную лаву, и она выливалась из трещин, шипела на горячей коже.

– Покажи, – молча приказала Поля.

Угли обвалились и открыли лицо со шрамом. Я чуял, как он жжёт мне веко. Отросли волосы. Я отошел, чтобы она могла меня разглядеть. Я дышал жарой. Столы и люди задрожали, расплылись, пахло песком и кровью, воздух стекал плачем дудок. Я слышал боевой барабан. Он звал на арену. Сложив руки на груди, я измял жёсткую короткую тунику и повернулся спиной.

– С ума сойти!

Она прикрыла руками рот. Я распался в воздухе и бросил себя к ней. Её глаза смеялись, сердце билось и заглушало барабанный зов. Щека у меня обуглилась, но я всё ещё был тем человеком с её страниц. Я поцеловал её. Шум римских улиц тут же пропал. Я так и смотрел на неё, зарастая перьями, разрывая ткань рубахи острым крылом, а она, приоткрыв влажный рот, сжала пластиковую ручку и принялась складывать слова в историю, давать этой истории взрослого героя, герою – лицо и повадки, голод до обожания и стиснутый в груди огонь. Она захлопнула тетрадь. Часы показывали половину пятого. Я отвернулся.

– Нет, ну что ты! Всё в порядке.

– Не в порядке. Видишь? Я боюсь тебе навредить. Я так люблю тебя! Я могу тебе навредить!

Её тень поцеловала меня тайно от посетителей. Мы ушли по блестящей дороге обратно в седьмой корпус на отработку. Я ничего не мог сказать и только унимал гром под кожей. Машины разрезали лужи, но я закрывал Полю от брызг. Она краснела. Я горел.

В коридоре кафедры она столкнулась с молодым преподавателем. Он провёл её в комнату для отработок. Там сидел ещё один, в халате, очень похожий на первого, только толстый. Он смеялся над ответом студентки. В уголках глаз собрались длинные морщинки, как ненастоящие, сказочные ресницы. Он показался мне добрым. Я остался снаружи.

Поля сдала занятие успешно, вышла, подняв голову. Я гордился ею. Я окружил её собой и гладил горячей щекой по макушке. По дороге домой она сказала, что можно сдавать сразу несколько пропущенных занятий. Сова никогда не принимает отработки, зато добрые толстый и тонкий – через раз. Мы вошли в вагон, она устроилась с краю, я навис сверху.