Владимир Асоргин - История выигрыша

Сделав отличную карьеру, он достиг таких высот, что выше было уже и некуда. Он был продюсером и владельцем крупного украинского телеканала и нескольких еженедельных газет. В отличие от своего друга-ловеласа он был примерным семьянином, всю жизнь жил с единственной женой, которую когда-то страстно любил, и после каждой случайной связи неимоверно страдал душой. Внешне он являл собой полную противоположность Соболеву (а они были друзьями со школьных времен) – высок, худ, очкаст. Голову венчала каким-то образом сохранившаяся шевелюра. Он был поразительно похож на Гоголя, и в молодости иные шутники так его и называли. На это он нисколько не обижался, сам зная о сходстве с великим писателем; это ему даже льстило. Будучи утонченной натурой с тонкой душевной организацией, он увлекался оперой, хорошей литературой, посещением художественных выставок, где нередко покупал полотна. В его огромной городской квартире одна из комнат была отведена под библиотеку из тысячи томов тщательно подобранной литературы, альбомов по всемирной живописи, словарей и энциклопедий. Более всего свой досуг он любил проводить именно здесь. В библиотеке стояли небольшой диванчик, журнальный столик и торшер. В такие часы компанию ему составляла только стареющая овчарка. Улегшись на своем коврике в углу комнаты, она не сводила с хозяина преданных глаз. Хозяина звали Сергей Сотников. Делила с ним квартиру его жена, Елена Михайловна, неглупая женщина на восемь лет моложе своего благоверного. В последние годы она сильно располнела, практически не покидала квартиру и была погружена в бесконечные телесериалы и телешоу. Все хлопоты по дому были взвалены на плечи приходящей домработницы.

В настоящий момент оба друга, расположившись на веранде, любовались морским пейзажем, цедили маленькими глотками «Хенесси» и вели неспешный разговор. Чуть ниже, возле бассейна, растянувшись в шезлонгах, нежились на солнце две девушки. Они сбросили с себя бикини, чтобы на их загорелых красивых юных телах не остались белые полосы. Смуглые спины, длинные стройные ноги, аппетитный загар… Бикини – не более чем символическая уступка общественной благопристойности. Будто две свежие булочки – теплые, вкусные, сытные. Девицы, лениво переговариваясь, ждали своего часа. Друзья, хоть и поддерживали связь по телефону, встречались нечасто. Сотников прилетел в Одессу сегодня утром. В отличие от Максима, он из-за бешеного ритма телевизионно-газетной деятельности редко мог позволить себе полноценный отдых, но сейчас, благодаря настойчивым приглашениям давнего приятеля, бросил все, собрал чемодан и, передав все дела коллеге, которому безоговорочно доверял, рванул в Одессу.

После того как поговорили о насущном – как, мол, дела и жизнь вообще, – после завтрака, плавно переходящего в обед, разговор понемногу начал затухать. Теперь говорилось о вещах незначительных, вне сферы бизнеса. Максим вдруг заговорил о своем безденежном детстве, и хотя Сотников слышал эти притчи неоднократно, сейчас он не скрывал любопытства: каждый раз в рассказе обнаруживались новые детали, к тому же Макс был непревзойденным рассказчиком, и слушать его было одно удовольствие.

– Трудно мне было без бабла, вокруг столько соблазнов. Я, как бомж, собирал бутылки, но их становилось все меньше и меньше, а желающих их заполучить все больше. Одно время я запускал руку в карман папиной шинели – как ты помнишь, он был военным. В удачные дни я выгребал оттуда около рубля и чувствовал себя Крезом. Вскоре папаша понял, в чем дело, и я был несильно бит. Он стукнул меня тапком с подошвой из литой резины аккурат по башке. Было больно и обидно. Но этого ему показалось мало. Он лишил меня праздника. Эксцесс произошел накануне моего десятилетия, я ждал подарков, праздничного стола, друзей, но всего этого не было. Вот так он меня наказал. Я принял это как должное: вор если и не должен сидеть в тюрьме, то наказан будет непременно. Тогда я не был «плохишом» и понимал вещи именно так. Это потом, спустя годы, я вспомнил тот случай, и обида пустила свои корни: как он мог из-за горсти мелочи лишить своего ребенка первого юбилея! Но таков был мой папа, военный юрист, впоследствии военный прокурор. После этого я довольствовался пятнадцатикопеечной монетой в день, выдаваемой мамой на школьную булочку.

– А что ты вообще был так зациклен на деньгах в детстве? Лично я прекрасно без них обходился, – спросил Сотников, заинтригованный откровениями приятеля. – Зачем они вообще тебе были нужны? Ты был сыт, одет. Что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить юность?

Читать дальше