Ещё какое-то время Андрей мучился неизвестностью, а после решил, что не в силах жить без неё. Теперь каждый понедельник на электронную почту приходило краткое сообщение о её днях. Ежемесячный отчёт с фотографиями доставлялся с курьером, как глянцевый журнал про её жизнь.
Он справлял с ней все дни рождения, он встречал её после рабочего дня, он ходил с ней в кино, гулял часами наедине по городу, он катался с ней на велосипеде летом, зимой на лыжах, он ждал её у подъезда и ходил с ней в поликлинику, когда она простудилась, провожал её в аэропорту, он купил с ней новую машину, взамен той, которую они купили вместе, он был на её свадьбе, где, наконец, познакомился с родителями, с большим животом, в жару он провожал её до женской консультации и переживал, как неловко она спускалась по ступенькам, он лёг с ней в больницу на сохранение беременности и навещал её там каждый день, он встречал её из роддома с младенцем, он гулял с ней в парке с коляской, он ездил с ними по врачам, он уезжал в июне с малышом за город, он стал бегать с ней по утрам, он ждал с ней второго ребенка и плакал, как плакала она, когда старший подросший сынок подарил ей и новорождённой сестрёнке цветы, он читал с ней на скамье в парке книги, он водил детей в детский сад, он вышел с ней на новую работу, и первого сентября, взволнованный, как она, он отвел её сына в первый класс.
Он внимательно читал, смотрел, но больше мучительно вспоминал. Вспоминал, вспоминал все подробности их встреч, их жизни. Как то она сказала, что ему нужно писать мемуары, потому что он ясно понимает суть событий и может подобрать точные слова, чтобы описать их. Он сочинял мемуары в своём сердце, восстанавливал их время, и оказалось, четыре года общей жизни Андрея и Насти, – целая отдельная жизнь, которая будет длиться всегда, которая никогда не закончится.
Он уезжал на заброшенную дачу, куда не любила ездить супруга, где они так счастливы были с Настенькой, и оставался наедине с её жизнью. Там, в одиночестве, на жарком солнцепёке крыльца, в грохочущей под дождём пустой комнате мансарды с одинокой кроватью в центре, где они любили лежать под одеялом и слушать дождь, холодной зимой у печки, в огромном кресле, где они тесно устраивались, ворочались, толкались, которое смеясь, падая на колени и хохоча, она помогала ему двигать то ближе к огню печки, то дальше, когда жарило нестерпимо, где они любили тесно сесть рядом и смотреть, как разваливаются раскалённые поленья и согревать в ладонях бокалы вина, Андрей вспоминал.
С первой недели общения странное мучение от её встречи с бывшим. Ведь она ничего для него не значила, просто красивая умная девочка. Но упрекая себя в неразумности, он всё же думал о них, он смеялся над собой, но сдерживался, чтобы не позвонить, терпел, чтобы не мешать ей, и ждал следующего дня, чтобы скорее узнать, чем закончился ужин, как тот уговаривал её вернуться, и главное, на что она решается?
Они лежали в одинокой кровати в пустой мансарде и читали. Читали долго, час, полтора. Она спустилась вниз и принесла облепиховый чай с домашним овсяным печеньем. Он пил, читал, а потом отложил книгу и сказал, глядя перед собой на посиневшие щелистые доски потолка: «Ты моё счастье». Она закрыла книгу и положила голову ему на грудь, обняв рукой его толстый живот. Он хотел что-то сказать, но ничего не смог, только подумал, что лучше она не могла бы сделать.
Он сидел на совещании во главе длинного полированного стола, в котором отражались белые рубашки его сотрудников, слушал, принимал какие-то важные тогда решения, но желание Настеньки накрывало его, как дурманящий туман. Андрей был сосредоточен на работе, но в секунды отвлечения возбуждение становилось всё сильнее. Он спросил её в электронном письме, чувствует ли она тоже, не ожидая ответа от её закрытости, и через мгновение прочитал, что она сильно, как никогда хочет сейчас быть с ним. Андрей написал, что это чувство другого, оно не может быть пустым, оно волшебно. Волшебно и мучительно, написала она.
Она опаздывала или он приехал раньше – Андрей ждал в машине, не отвечал на пустые звонки телефона, не смотрел на прохожих, не думал о ней, не вспоминал её, не представлял, как она даст себя поцеловать, если расстроена, или поцелует сама, по настроению, ни её смех ни улыбку, ничего из прошлого или будущего – он тихо сидел и заворожённый, прислушивался к тихой радости от того, что она скоро, сейчас, – появится.
Как красивее, моложе, но главное спортивнее, мускулистее оказался, тот с кем она рассталась. Как стали неприятны его собственные животик, толстые подушечки боков, худосочные руки. Он стал ходить в тренажёрный зал, чтобы подтянуть своё тело к её молодости. Часами он потел в спортивном клубе, наматывая километры на велотренажере, нависнув головой над рулём, и ощущал, как по спине стекает в спортивные шорты струйка пота, как заставлял себя снова и снова поднимать обессиленными руками гантели, как отжимал штангу, которая, казалось, вот-вот придавит его тяжестью. И как в зеркале, глядя на своё всё равно пузатенькое, после всех усилий, тело, он чувствовал сильную, до слёз в глазах благодарность к Настеньке, что она не вернулась к тому, прошлому, свободному от семейных обязательств, несравнимо более богатому, даже красивому. Её решение не возвращаться, несмотря на все уговоры, и радовало его и вносило тревогу, что она передумает, рано или поздно, и несла радость, что они вместе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу