К. Феофанов - Совместить несовместимое. Роман

Совсем другое отношение к самой кровопролитной в человеческой истории войне было у русских. Для них это была история великой победы СССР над фашистским агрессором и предмет особой гордости – цепь испытаний и событий, не только сплотивших нацию в борьбе с внешним врагом, но сформировавших новую историческую общность людей – советский народ. Без Великой Отечественной войны народы СССР, пожалуй, не были бы тем, кем они стали. Так как не смогли бы ощутить беспрецедентное разнонациональное и разноконфессиональное единство и солидарность в борьбе с внешним агрессором. Они продолжали бы оставаться несплочёнными и разрозненными, каждый сам по себе, реализуя прежние исторические видения своего предназначения.

Этот период российской и немецкой истории был для меня настолько важен и интересен, что я стремился не только узнать логику основных сражений на Восточном фронте, но увидеть, и даже почувствовать жизнь в окопах под Сталинградом или Курском. Глазами как немецких, так и советских солдат. Вряд ли это возможно – понять, что чувствует человек перед боем и в бою, непосредственно не пережив этого на собственном опыте. Наверно, чувствует жизнь. Что она может оставаться или уходить, что может «висеть на волоске». Что родных и близких можно снова встретить и прожить с ними много лет до глубокой старости, или же никогда больше не увидеть. Можно дойти до Берлина, снискав славу и память победителей. А можно навсегда сгинуть в ближайшей атаке, от пули «своих» «заградотрядовцев» или снайперского выстрела – при попытке минимального перемещения в пространстве, на полметра влево или вправо. Выжить или умереть. Вернуться или не вернуться. И этот вопрос решался в каждую секунду, в каждое мгновение. Интересно, сколько в секунде мгновений? А в тысяче четырёхстах восемнадцати днях войны? Можно посчитать, сколько секунд – больше ста двадцати миллионов. А сколько мгновений, каждое из которых может подарить или унести жизнь – посчитать невозможно.

Про немецких солдат мы, немцы, кое-что знали. Были рассказы писателей о войне. Были проникновенные песни. Были объяснения, оправдания и раскаяния. Были представления о том, что чувствовали в казармах и окопах простые немецкие солдаты, которых, с помощью идеологических манипуляций оголтелых фашистских политиков согнали на ненужную им войну (особенно, когда пришлось отступать, и поражение стало неизбежным). Про советских солдат и офицеров Великой войны, вплоть до восьмидесятых и девяностых, немецкое общество мало что знало. Думаю, немцы крайне однобоко воспринимают русских до сих пор (как, впрочем, и русские немцев). Лично для меня совершенно очевидно, что советские солдаты в той страшной мировой Отечественной войне вовсе не «преследовали идеологические цели» «насадить коммунизм по всей Европе». Мирный советский солдат, который за всю многовековую историю никогда ни на кого не нападал, – самоотверженно защищал свою землю.

Пытаясь почувствовать восприятие войны советскими воинами, в конце восьмидесятых я по-русски написал одно из своих первых стихотворений. Мне казалось, что, будучи самоотверженными солдатами и героями, они всё же скучали по дому, по родным и близким, и по мирной жизни. Кроме того, что они были солдатами и должны были исполнять воинский долг и умирать за Родину и Сталина, как когда-то за царя и Отечество, отцы и деды моих родителей были просто людьми, которым хотелось жить и любить:

Победа сталинского тоталитарного режима ещё до войны свидетельствовала, что этот режим возник вовсе не для более эффективного, жёсткого управления воюющей армией и обществом. Уже к концу двадцатых основы дикого, варварского античеловечного тоталитаризма доносов и лагерей были сформированы. Приходилось слышать точку зрения, что идеологическое единство всего советского народа, и даже отношение к власти на протяжении тридцатых годов и к началу войны ещё не были настолько абсолютными, как к середине войны. Поговаривали, что перед войной ещё можно было встретить, конечно, никак не высказанное, но имевшее место, недовольство режимом, и даже критику Сталина. Уверен, что это так. До начала, а может, до второго года или середины войны Родина и Сталин всё же были разными, отличающимися друг от друга понятиями. И только когда война набрала обороты и стала по-настоящему Отечественной, Родина и Сталин слились в единый патриотическо-идеологический конгломерат. На протяжении всей Великой Отечественной войны происходило всё большее сплочение народа, национальностей и конфессий, солдат и военачальников, населения и власти перед лицом смертельной внешней угрозы. Парадоксально и чудовищно, что сплочение граждан для достижения победы и сама великая победа в тяжелейшей войне придали варварской советской тоталитарной власти мощный заряд легитимности и поддержки. Именно победа в Великой Отечественной на два десятка лет продлила неизбежную агонию советского политического режима. Создала предпосылки для последующих экономических, военно-промышленных и космических модернизационных успехов после Сталина, в условиях «оттепели» пятидесятых и шестидесятых. Даже сегодня совсем немногие понимают, что Советский Союз без тоталитаризма той степени управленческой жёсткости, что была при Сталине, был изначально обречён. По причине беспрецедентной, запредельной территориальной и национально-конфессиональной разнородности, самой высокой среди государств современного мира. Значительно превышающей подобные показатели прежних империй – Римской, Британской и Российской. Или любой другой в человеческой истории.