Алексей Жданов - Подхватить зеркало. Роман с самим собой

Я и сейчас вижу перед собой умиротворённое, доброе лицо своего отца.

Все офицерские семьи в ГДР были прикреплены к продовольственным складам. Склад в Белице находился в массивном, приземистом здании морга, в подвале.

Врезалось в память. Мама стояла в небольшой очереди за продуктами, а я, отбежав в сторонку шагов двадцать, глядел в огромное распахнутое окно на первом этаже. Там санитары тяжело ворочали большое мускулистое тело человека, с трудом разгибая окоченевшие рельефно-накачанные руки, надевая на мертвеца новенькую гимнастёрку. Я уже знал, что это был один из тех четырех солдат, кто насмерть отравился метиловым спиртом.

Воскресное летнее утро. Под окнами нашего дома раздаётся зычный голос Бориса Никифоровича:

– Константиныч! А-у! Какой воздух, какая погода! Давай, выходи скорей! Все грибы наши будут!

На его плече висел лучший на то время гэдээровский фотоаппарат «Exacta Varex» с большим светосильным объективом.

Б.Н. был, как и моя мама, страстным грибником. Отец же был равнодушен к рыбалке, охоте, грибам. Он был любителем преферанса, бильярда, и заядлым книголюбом. Помню, с какой гордостью, он показывал Малютину маленький оранжевый томик Эразма Роттердамского «Похвала глупости» с гравюрами Гольбейна младшего на мелованной бумаге, только что изданного в Москве небольшим тиражом.

В пятидесятых-шестидесятых годах в Советском Союзе огромными тиражами издавалась русская и зарубежная классика. Почти всё, что выходило в те годы, появлялось в отцовской библиотеке. Каждый том подписного издания, к удовольствию отца, я встречал радостно: аккуратно, с хрустом раскрывал книгу и, прежде всего, искал картинки, рассматривал их, и даже нюхал воздух от пружинно-скоростного пролистывания свежих страниц.

Через сорок лет в голове моей вдруг вспыхнула строка: «Творожно-мятный запах хрустящих новых книг». Точно знаю, что напечатанные на хорошей бумаге, с вклейками иллюстраций на мелованной бумаге, книги имели именно такой свежий запах – творожно-мятный.

К чтению я пристрастился рано, ещё до школы. Одной из моих первых книжек была большая темно-синяя книга с рельефным изображением профиля А. П. Чехова. Ещё до школы прочитал К. Чуковского, С. Михалкова, С. Маршака.

Родители часто уходили по вечерам в госпитальный клуб, оставляя на столе полную вазу ароматных ярко-оранжевых апельсинов, и я с упоением читал Майн Рида в твердом переплете оранжевого цвета.

Все герои говорили у меня живыми голосами, всей кожей я ощущал раскаленный воздух прерий, чувствовал острые запахи конского пота, сыромятной кожи, выдуманный вкус вяленого мяса.

Иногда, сидя дома один, я подолгу перебирал открытки, купленные родителями в Русском музее, в Музее имени Пушкина, в Третьяковской галерее, в Эрмитаже и неторопливо, подробно всматривался в сказочные, почти реальные картины, уменьшенные до размера почтовой открытки; переворачивал их, и читал вслух названия и фамилии художников, звучащие как музыка: Караваджо, Тинторетто, Джорджоне, Веронезе…

Уж сколько написано и говорено про значение книги в человеческой жизни, о воспитании в семье, о среде обитания. Любое рассуждение на эту тему давно уже стало банальностью. Кто-то очень метко сказал, что если бы Моцарт родился не в Зальцбурге, а в деревне в обычной крестьянской семье, то в лучшем случае, он бы замечательно играл на самодельной дудочке, присматривая за стадом коров.

Спустя полвека после первого знакомства с книгой, я прочитал у Евгения Гришковца, схожие с моими мыслями страницы.

Здесь необходимо пояснение. Женя родился в семье ленинградских интеллектуалов в далёком сибирском городе Кемерово. Он очень рано, много и бессистемно стал читать. И вот, судьба преподнесла ему подарок в виде встречи с ленинградским же учёным, другом родителей – В.А. которого попросили приглядеть в течение трёх недель за четырнадцатилетним парнишкой, на время их отъезда. Этот В. А. ненавязчиво завёл очень интересные разговоры про литературу, про кинофильмы, про жизнь, которую интереснее всего познавать в юношеском возрасте. А чего только стоили списки книг и кинофильмов, расписанных подробно по странам, как в великолепном учебнике! И всё это (книги, фильмы) – было шедеврами. Зёрна упали в благодатную почву, как писали в старину. Мы знаем, кем стал Е. Гришковец. Так что знаменитости рождаются не только в столицах.

И всё же, что бы там не говорили, а в далёких, даже очень больших городах, родители не могут дать своим детям такой объём впечатлений, ощущений, знаний, какой совершенно естественно получают дети, живущие в Петербурге и Москве. Я не оговорился. На мой взгляд, детские впечатления и ощущения – главное в формировании личности человека.