Алексей Жданов - Подхватить зеркало. Роман с самим собой

– Гутэн таг, герр подпольковник! – приветствовала папу официантка и чуть тише: «Пр о шу пана». Она была полькой из Восточной Пруссии, и сразу же углядела во внешности отца едва заметные польские черты.

Чаще всего родители заказывали фирменное блюдо ресторанчика – шницель с тушеной капустой. Запомнились огромные, чуть ли ни в полметра диаметром, тарелки в виде мерседесовской звезды. В одном секторе покоился громадный, пышущий жаром свиной шницель, в палец толщиной, в другом – горка тушеной коричневато-охристой капусты, в третьем – упругий зеленый горошек, заботливо укрытый свежим, листом салата. У родительских тарелок стояли большие тюльпанообразные рюмки с коньяком на донышке, высокие бокалы на красивых картонных кружочках со светло-янтарным пивом, а у нас с сестрой – узкие стаканы с лимонадом неестественно яркого цвета. Вкусно пахло жареным мясом, сигаретным дымом и свежим пивом. Сзади буфетной стойки в окружении разноцветных бутылок возвышался довоенный темно-ореховый «Телефункен», из которого интимно – мягко лилась чудесная музыка пятидесятых годов в исполнении великолепного оркестра Берлинского радио.

На уроках мой сосед по парте потрясающе рисовал бесконечные воздушные бои, в которых наши русские истребители сбивали фашистские мессеры и фоккеры. Я твёрдо знал, что мы живем на земле побежденных немцев, и русские здесь – главнее них. Но родители наши не забывали напоминать как надо вести себя с местными детьми. Помню, в запале игры кто-то из наших пацанов выкрикнул слово «фашист». Немецкий мальчишка разревелся, побежал домой к своей матери. Отец рассказал, что было серьёзное разбирательство с родителями нашего мальчика, не сумевшими правильно воспитать своего отпрыска. В те годы восточные немцы уже прониклись идеями социализма и, вроде бы, стали нашими друзьями.

В советском госпитале появился подполковник с окладистой бородой. Какое-то время его внешность была предметом обсуждения офицерских жен. Но более всего госпитальных дам, раздражала жена Бороды (как немедленно прозвали нового невропатолога), молодая элегантная женщина, столичного вида. Как оказалось, она не только со вкусом одевалась, но и была хорошо образована и превосходно владела немецким языком.

Как-то раз, в автобусе, который ехал в Потсдам, местные немки завели нелицеприятный разговор насчёт русских. Осталась у них такая слабость, как употребление в адрес славянских национальностей выражений вроде «Чехише швайн», «Руссише швайн», и т. д. В салоне автобуса находилась жена Бороды. Она не выдержала и на чистейшем берлинском диалекте дала такую отповедь, что повергла местных фрау в шок! Ещё добрых полгода жительницы городка боялись рот открыть в присутствии русских. К слову, уже в зрелом возрасте мне приходилось бывать за рубежом и наблюдать немцев на отдыхе. Поведение многих представителей этой культурной нации, мягко говоря, не отличалось примерным поведением, а порой и перехлёстывало экзерсисы моих дорогих соотечественников.

Жизнь в ГДР протекала спокойно и буднично. Но изредка происходили ЧП. Я с малых лет знал, что ЧП – это что-то страшное и нехорошее. Я даже смотрел советский кинофильм фильм с названием «ЧП».

Однажды утром все узнали, что молоденькая медсестра ночью бросилась под поезд. Несчастная любовь, беременность от женатого мужчины. Полгода спустя, на охоте случайно застрелили офицера. Время от времени происходили автокатастрофы и в госпиталь привозили пострадавших. Молодой офицер стрелялся в висок, пуля пробила лобные доли мозга, он остался жив, но сошел с ума.

Рано узнал я словосочетание «в двадцать четыре часа». Именно столько времени требовалось, чтобы отправить в Советский Союз проштрафившегося офицера, или вольнонаёмного, невзирая на звание и прошлые заслуги.

В дни венгерских событий 1956 года все русские сидели в ГДР, как на иголках. В семьях рассказывали о каких-то жутких вещах, о стрельбе и гибели мирных людей. Ещё страшнее было в дни Карибского кризиса. Ждали, что вот-вот грянет новая Мировая война, в которой было бы мало шансов выжить, потому что это – была бы ядерная война.

Во времена политического затишья жить в ГДР было очень комфортно.

Вспоминается театральная фраза: «А где-то далеко есть другая, красивая, интересная жизнь». Бог ты мой! Еще ребенком я успел увидеть эту жизнь. Мы с отцом в Потсдаме. Мне лет семь-восемь. После прогулки по знаменитому парку королей «Сан-Суси» зашли в летнее кафе. Седой, благообразный немец играет на саксофоне что-то медленное, невероятно красивое! Я слушаю, открыв рот, впитывая в себя каждый звук. Это – настоящее волшебство! Я впервые в жизни слушаю живую музыку! Нас окружают несмешиваемые запахи цветущих лип, кофе, сигарного табака. Слышится негромкая сдержанная немецкая речь.