Ольга Крестьянинова - Перекресток с круговым движением. Современная проза

Тик-так… тик-так… Как медленно тянется время, когда ты молодой.

Тик-так… тик-так… Как медленно тянется время. Обычно так бывает в юности. Но с возрастом это ощущение пропадает и чем старше становится человек, тем быстрее тикают его часы. Я где-то читал про это, или слышал по телевизору. Не помню. Я вообще плохо помню события последнего времени. Хотя, если честно, в моей жизни не происходит вообще ничего, о чем стоило и хотелось бы вспоминать. Один день похож на другой, как две одинаковые капли. Я сижу в инвалидном кресле и смотрю в окно. Уже много лет я смотрю в одно и то же окно на одну и ту же картинку. Хотя нет, в картинке за окном, в отличие от моей жизни, за эти годы все же что-то поменялось. Сначала там был пустырь, потом его облагородили, построили детскую площадку, посадили деревья, посыпали гравием дорожки. Каждый день по утрам я смотрю из окна, как постепенно просыпается наш дом и на дорожках начинается «движуха». Первыми появляются собачники, за ними вылезают граждане в спортивных костюмах, которые видимо искренне верят в то, что бегая по дорожкам можно спастись от инсульта, еще спустя полчаса молодые мамаши и папаши выводят из подъездов и тащат в школы и садики своих упирающихся отпрысков. Потом служащие, потом пенсионеры. А вечером – все в обратном порядке. Тик-так… тик-так….Вырастают дети, меняются марки машин во дворе, меняются соседи. И только я – неизменная деталь в этом пейзаже.

Мне 48 лет. Моя жизнь закончилась в 12. И все время, что я существую на этом свете, можно условно поделить на две части: 12 лет жизни и 36 лет ожидания конца… Вы спросите, как такое может быть? Я бы ответил, я бы рассказал вам все, что случилось со мной в те счастливые 12, и все, что не случилось и уже никогда не произойдет. Но даже этого я не могу сделать, так как моя речь тоже осталась в той жизни. А в этой я могу лишь нечленораздельно мычать наполовину парализованной челюстью. В той жизни осталось все, что дано любому нормальному человеку: способность говорить, хулиганить, бегать и прыгать. В той жизни осталась первая и единственная любовь к смешной белобрысой девчонке из моего класса. В той жизни остался первый и единственный поцелуй. Другого у меня просто не было. Не успел. Наверно поэтому я до сих пор помню это странное ощущение тревоги и радости одновременно. До сих пор это событие – самое яркое в моей жизни, кроме, разумеется, того злополучного дня, когда под визг тормозов и лязг металла закончилась моя жизнь.

Тот день я помню смутно, какими-то обрывками. Помню дождь, мокрый асфальт, новенькую отцовскую «волгу», приобретенную им после возвращения из длительной заграничной командировки. Мы с отцом едем куда-то по пустому загородному шоссе, в салоне играет музыка, я лежу на заднем сидении и пытаюсь мысленно сосчитать сколько дней осталось до зимы.

В тот день утром я получил от нее письмо. Она писала, что ей грустно и не хватает наших посиделок со свечкой, что осталось 53 дня до возвращения в Советский Союз и что она соскучилась по снегу и очень хочет сходить на каток. Я валяюсь на заднем сидении и представляю, как мы пойдем на каток вместе и я покажу ей, как катаются настоящие мужчины. Один раз я уже поразил ее воображение, когда на руках прошелся по парапету крыши. Теперь у меня есть реальный шанс вырасти в ее глазах еще больше. Я так замечтался, что не понял, как машину занесло на мокром асфальте. Услышал только мат отца, не справившегося с управлением, грохот, удар… потом все. Темнота….

Следующие воспоминания относятся уже к другой жизни, в которой я – инвалид, У меня тяжелая травма головы, в результате которой отрафировалась челюсть, теперь изо рта постоянно течет слюна и приходится все время держать где-то поблизости полотенце. Мне тяжело двигаться, я не могу учиться в школе, я не могу общаться со сверстниками, я никогда не поступлю в институт и не пойду работать. А еще я никогда не узнаю, что значит быть с женщиной, я не узнаю запах женских волос и ощущение женских рук. И тот первый детский поцелуй останется для меня на всю жизнь единственным. Вот так…

Мне 48 лет, из них я жил всего 12. Остальные годы – убогое существование инвалида, в котором самое яркое событие – посещение поликлиники.

Первые лет десять после аварии я еще не вполне осознавал, что это на всю жизнь. Вопреки прогнозам врачей в душе жила смутная надежда на чудо, ну вдруг завтра изобретут какое-нибудь волшебное лекарство и в один прекрасный день я проснусь здоровым. М-да….«надежды юношей питают», с годами это проходит…