Людмила Попова - Горстка черешен. Сборник рассказов

И вот теперь они встретились. Совершенно случайно. И жертва сразу узнала палача, даже постаревшего и посиневшего от зимней стужи. Как не узнать?!

Чумазая маршрутка торопится по городской дороге, прихрамывая на колдобинах. Внутри полным-полно народу. Везунчики сидят, невезучие стоят, уцепившись свободной рукой за спинку кресла или поручень. Резкий тормоз – стоячие валятся друг на друга по ходу. Маршрутка рванулась вперёд – повалились в другую сторону.

Если про любовь говорят вполголоса, почти шёпотом, то о других вещах можно балабонить на полную громкость. Или на всю маршрутку.

– А? Чево?.. Ну вы даёте! Вы же вчера дали мне письмо, что я ничего не своровала, а сегодня уже вон… другое говорите… Чево-чево? Кольцо обруча… золотое… Память… А я тут при чём? Может, это Верка взяла. Ну, какая, какая… Та, которую я вам привела заместо себя в горнишные. Да, Верой её звать. Вот она могла. А я не воровала. Потому с вас письмо и взяла, чтоб потом без претензий… А что ещё пропало?.. А где лежало?.. Не, не, я не воровала. У меня и письмо ваше имеется…

Крупногабаритная баба лет сорока с коротко подрубленными рыжеватыми кудрями отбивается самоуверенно и нарочито громко, словно призывая на помощь попутчиков.

А те невольно прислушиваются, кто сочувственно, кто насмешливо, кто осуждающе.

– Не знаю, кто вас обчистил, не знаю. Я у вас ничего…

Толстуха перекладывает мобильник от правого уха к левому. И уже тоном потише:

– Вы плачете, Светлана Петровна?.. Чево вы плачете?..

На остановке горничная торопливо протискивается к выходу, и за ней в тесной маршрутке вьётся шлейф странного букета: рабочий пот с дорогими духами.

Этот кавказец сел на конечной. Мест свободных полно, но он выбрал самое дальнее, в углу. Развернул пакет и принялся жадно поглощать шаурму. Наклонился, чтобы не запачкать костюм. Смущённо поглядывает на прибывающих пассажиров: не привык есть вот так. Но очень оголодал. Не обессудьте. Вытер рот и руки салфеткой, свернул её несколько раз, озираясь вокруг. Не нашёл, куда сунуть. В карман тоже нельзя: грязная. Положил себе под ноги.

Стал кому-то звонить: «Сегодня прилетел. Еду по делам. Потом к племяннику. Да, да, конечно, встретимся…» Только спрятал мобильник – звонок.

«Сегодня, наверное, не вернусь. Только завтра. Сперва кое-какие дела уладить, потом племянника надо навестить. Посидим, поговорим… Нельзя спешить. У него останусь. Чего ты беспокоишься? Всё у меня хорошо».

И уже сердито и твёрдо: «Не могу быстро вернуться. Сказал же: с племянником надо поговорить…»

Тишина. Через несколько минут звонит сам. Набрал номер, и ещё раз, и ещё…

С мягким упрёком: «Почему телефон не берёшь? Чего ты беспокоишься за меня… Жена-жена… Всё у меня хорошо. Я среди друзей… Зачем тебе их имена, ты их всё равно не знаешь… Хорошо, хорошо… Если быстро закончу дела, приеду… Как закончу, позвоню… Куда еду? Я же сказал: к племяннику. Давно не виделись. Посидим, поговорим… Чего боишься? Ну, ты как маленькая девочка… Обещаю… Постараюсь сегодня вернуться…»

Некоторое время он сидит, сжимая в руках мобильник и склонив голову. О чем-то сосредоточенно думает. Потом кому-то звонит. Впервые говорит не по-русски. Снова задумчиво теребит в руках телефон. Невидящий взгляд устремился в окно. Набирает чей-то номер: «Сегодня приехал… Да… Сейчас еду в маршрутке…»

Снова тишина.

В который раз он прижимает к уху телефон. У голоса такой тёплый тембр, как волна от обогревателя: «Братишка, я уже подъезжаю на маршрутке. С кем, ты говоришь, я должен встретиться? С начальником РУБОП? Понял… Как зовут? И где его найти? Ты скажешь? Сейчас буду выходить».

Он встаёт, высокий, широкоплечий, пробирается к выходу. Просит остановить на следующей. Садится впереди на свободное место. Телефон лежит глубоко в кармане.

Маршрутка трогается с места, оставляя одинокого пассажира на пустынной улице. Ранние зимние сумерки. Злой ветрище безжалостно крутит снежинки в дикой пляске, раздувает полы расстёгнутого пальто. А человек, подняв голову, шагает навстречу вьюге, как навстречу смерти. Колючий снег хлещет по лицу, вышибает слёзы, забивается под ворот белой рубашки с галстуком. А он шагает, ничего не чувствуя, как очумелый: или ты пан, или совсем пропал…

Чумазая маршрутка катится по дороге. О, сколько человеческих судеб она знает! Но к сожалению, никому не может помочь. Чумазая маршрутка… снаружи и внутри… Заезженная, затоптанная, как человеческая судьба. Как человеческая жизнь. Не все же могут шагать навстречу пурге, распахнув пальто, испытывая судьбу: пан ты или пропал?..