Людмила Попова - Горстка черешен. Сборник рассказов

Младший уже ел, сплёвывая косточки и захлёбываясь от удовольствия, как вдруг над забором выглянула седая усатая голова:

– Я вам сейчас!

Не успели женщины, обернувшиеся на крик, подскочить к детям, как старик, выскочивший из калитки, схватил ближнего за ухо и, больно сдавив, пригрозил отвести к старосте.

Напрасно мать и бабушка уговаривали отпустить и простить ребёнка.

– Я вам отработаю. Скажите, что сделать: вымыть, постирать, прополоть, полить. Всё сделаю, пощадите хлопчика! Не ведите к старосте!

Старик был непреклонен.

– Нехай не воруе! – твердил он и крепко сжимал ухо до боли, до слёз.

– Да вы за ухо не тащите, он же оглохнуть может, – взмолилась бабушка. – За руку можно вести. Он никуда не убежит. Не бойся, – шептала она дочери. – Ничего староста не сделает. Если убивать, пусть меня, я уже свой век отжила.

Никогда Тамара не испытывала ещё такого страха. И сына жалко, а мать разве нет? Что-то будет. И Степана нет рядом. И никого, кто бы заступился. Только чужие кругом. Господи!

Когда переступали порог комнаты, где сидел староста, у Тамары от страха отнялись ноги, а уши словно заложило ватой.

– Шо прийшов? – спросил староста. – От партизанов житья нема, а вин детину привив! Дай ему пид зад, тай отпусти! Черешня! Хай вона сгние твоя черешня!

С этими словами староста отвесил подзатыльника мальчишке. Ослабевший от голода ребёнок не удержался на ногах и шлёпнулся на пол. Хозяин черешни захотел добавить, но бабушка, проявив невиданную ловкость, подскочила первой и закрыла собой внука, так что увесистый пинок достался ей.

Самоотверженная была бабушка, оттого и прожила недолго…

Через пару дней после наших посиделок прибыл долгожданный сынок из Ялты. Заботами родителей такой же кровь с молоком, как и старший брат. Инженер и спортсмен-горнолыжник. А ведь был когда-то на волоске от смерти…

Много воды с тех пор утекло. Давно нет в живых доброй Натальи Павловны и Тамары с её Степаном Григорьевичем. Но, вспоминая эту историю, до сих пор не могу понять, что помешало старику поделиться с несчастными женщинами и их ребятишками: «Ешьте досыта, люди добрые! Вон сколько черешни в этом году уродилось! Нам столько не съесть, и на рынок не отвезёшь – война…» Что ему помешало так поступить?

Чумазая маршрутка с раннего утра до поздней ночи мотается, трясясь на ухабах, по городским улицам. Внутри такая же неумытая, как снаружи. Никто о ней не заботится. Заботят здесь только деньги, которые исправно требуют с пассажиров как с сидящих, так и со стоящих одинаково. Иной раз этих пассажиров набивается столько, что вконец измотанная и растерзанная маршрутка начинает задыхаться. Но она не умеет говорить и не может пожаловаться.

Ах, если бы она умела говорить, сколько потрясающих историй могла бы рассказать! Сколько людских судеб пульсирует в её чреве ежедневно, сколько разговоров и мобильных звонков разрывает её маленькое воздушное пространство!

Вот у окна, напротив водителя, примостилась молоденькая девчонка, тут же прижала мобильник к уху и залопотала так тихо, что не только соседям, но даже самой маршрутке почти ничего не слышно. Только обрывки фраз: «…Почему не позвонил вчера?.. Я долго не спала… Можно закрыться подушкой – родители не услышат… Ждала твоего звонка…»

Сразу понятно – любовь.

Зима выдалась в этом году суровая.

Метель. Ветер со злостью бьёт снегом в бока и по крыше, словно из мести. Вот же злыдень! Потаскал бы, как она, кучу людей, тощих и корпулентных, во всей зимней амуниции: шубах, свитерах, сапогах да ещё с огромными сумками, перестал бы задираться и носиться колесом. По земле бы стелился травою.

На остановке заползает тётка в коротком жакете и длинной юбке, вся промёрзшая насквозь, как норвежская треска. Бесстыжий разбойник-ветер, без сомнения, нагулялся вдоль и поперёк под этой юбкой и снежка не одну пригоршню закинул. Риелторша вприщур разглядывает бумагу в прозрачной пластиковой папке и, еле шевеля замёрзшими губами, спрашивает сидящую рядом даму, далеко ли отсюда до дома 98. Дама вскидывает лицо от открытой книжки, вглядывается в незнакомку, потом громко просит водителя остановиться у дома 98. Риелторша выходит, осторожно ступая по скользким ступенькам, чтобы не свалиться, и не видит, как дама с книжкой провожает её взглядом: «Узнала она меня? Похоже, нет. Или сделала вид, что не узнала».

Эх, молодость, молодость… Приятно вспомнить, да не обо всём. Как звали длинноногую блондинку, с которой они одно время подрабатывали на почте: Нина, Зина?.. Выпало из памяти. Помнится, как эта Нина или Зина толканула её однажды в грудь. Из-за парня. Локтем. Резкая боль долго не утихала. Пожилая почтальонша покачала тогда головой и заметила, что это чревато… Потом всё забылось. Но лет через десять на этой самой груди образовалась опухоль. Сколько страху и слёз под дверью онколога! Сколько таких дверей пришлось пройти, сколько мучений испытать!