Ирина Шевцова - Жизнь как история. Сторителлинг каждого дня

Я люблю этот отдых за то, что каждый может делать, что ему захочется. Муж играл на пляже в волейбол (когда там не танцевали латинос), сын нырял в бассейн и читал Паланика, а я медитировала на тему «как мне хорошо!». И еще фотографировала. Надо сказать, что на отдыхе я всегда превращаюсь в фото маньяка: сижу в засаде, делая вид, что изучаю устройство своей камеры, или ползаю по песку, в поисках нужного ракурса, или лезу на крышу (за ним же), или на гору, или под гору. Мне удаются макро, но не получается панорама. Вот за ней то я и полезла по крутой лестнице, ведущей в невесть куда. За мной увязался Данька, прихватив свою «мыльницу». И вот, поднимаемся мы и видим потрясающий пейзаж. А еще видим, что мы вышли за территорию отеля и оказались на пустыре. Решили дойти до мыса, а потом решили пройти дальше… В общем, уперлись далеко, дома не видно. И тут замечаем, у обрыва да над пропастью, группу подростков: сидят, ноги свесив, ведут неспешные беседы. По всему видно, что местные. Мне стало как-то не по себе, главным образом из-за дорогой камеры, которую держу в руках и спрятать некуда. Подростки оглядываются, переговариваются, и дружной толпой направляются к нам. А потом начинают задавать вопросы – на ломанном русском и английском, обычные вопросы из разговорника: как нас зовут и откуда мы приехали и т. д. Мальчишки, пользуясь случаем, решили попрактиковаться в языке. Мне стало стыдно за свою подозрительность и дурные мысли, а Данька принялся активно общатья. Они предложили сфотографировать нас, и я смело отдала свою камеру. Все закончилось хорошо. И пейзажи мы тоже поснимали. Но лучшие кадры получились у Данилы, снятые на его «мыльницу».

Еще мы ездили в пустыню. Гоняли на квадроциклах, а потом отправились на джипе. Пустыня прекрасна, как любой нетронутый уголок природы. Наш гид пытался внести разнообразие и отработать полученные деньги – показал поселение бедуинов, и гору, похожую на женскую грудь, и другую – напоминающую отдаленно (очень) мужской член. Я опять искала нужный ракурс, и опять лазала на горы (на «член» не полезла – слишком крут). Еще нас посадили на верблюдов и повезли вдоль моря. Даня отказался, остался в джипе – это противоречит его взглядам на гуманность по отношению к животным. Через несколько минут поездки я поняла, что он был прав: и морды, и тела верблюдов были изуродованы шрамами, сквозь ноздри протянуты веревки, бока натерты седлами. Кататься на верблюде – это вообще сомнительное удовольствие, наше анатомическое строение не приспособлено к сидению на горбе. За преждевременное снятие с верблюда пришлось заплатить. И еще нас ждал гвоздь программы – кладбище бедуинов. Зачем нужно везти туристов на место захоронения людей, я не понимала никогда. Там мы столкнулись с большой иноязычной делегацией, люди шумно делились впечатлениями, фотографировались на фоне могил. Происходящее противоречило уже моим взглядам. Это было единственное место, где я не фотографировала.

Родина встретила нас сурово: хмурым лицом таможни, холодом, дождем, оставленными «на потом» проблемами. Учителя мстили моему сыну за загар и пропущенные дни. Муж уже через неделю забыл, что он был в отпуске. А я получила небольшую передышку, возможность адаптироваться к будням. Привела в порядок фотографии и впечатления, задумалась о будущем отдыхе. Наверное, все – таки в Индию. В апреле.

Ну, понятно, когда это про футбол, и про гимнастику тоже понятно, и фигурное катание – бесспорно, там без тренера никак. Но тренировать душу!

…Лечу на самолете «Санкт-Петербург – Петропавловск-Камчатский». Вернее, не лечу еще, а только села, но уже страшно. Рядом мостится дяденька интеллигентного вида и, судя по нервному пристегиванию к креслу, боится еще больше, чем я.

– Ну, давайте знакомиться…

– А то очень страшно – добавляю я про себя.

– Что, вместе полетим?

Чувства явно захлестывают, а логика отстает – ясно дело, что не в разных направлениях. И расклад – кто здесь тренер, а кто клиент, тоже ясен. Завязывается беседа, эдакий шестичасовой шерринг. По искренности и открытости это напоминает ночь перед казнью – последняя исповедь. После приземления в Красноярске он облегченно вздохнул, как будто объявили помилование, на радостях и с благодарностями презентовал мне коробку швейцарского шоколада и спросил:

– Скажите, а кем вы работаете?

– Штирлицем – захотелось выпалить мне. Уж если я за шесть часов не обмолвилась о своей профессии, то слава полковника Исаева имеет отношение и ко мне.