Сергей Данилов - Сезон нежных чувств

Юрик хмыкнул:

– Извини, не сообразил.

– Недогадливый какой. Прямо как в сказке: уродился детинушка дурачинушкой. И сидел тот дурачинушка на печи ровно тридцать лет и три года, слазить ни за что не хотел, ряху отрóстил – ширше не бывает, на щах мясных да хлебе ситном, а как слез… По полу не шаркай, не инвалид, чай, у нас паркет полированный.

Таким насупленным гундосым голосом Нюши – уборщицы подъезда Карина разговаривала с поклонниками, надоевшими ей до чёртиков, которых по какой-то, одной ей ведомой причине желает выпроводить вон. Когда рассерженный непочтительным отношением гость откланивался да бежал скорей за порог, вдогонку неслось: «Варежки смотри не потеряй, Маша-растеряша. А наследил-то, наследил, сразу видно – веника, чуня косоротая, в глаза ни разу не видел. Смотри мине там, на площадке лифт не поломай! Да пальцы тоже береги, куда попало не суй, поди-кася. А то ведь неправильно потом срастётся чего-нибудь, вот и ходите криворукие да кривоногие свататься, людям только своими граблями растопыренными досаждаете, полы пачкаете, царапаете. Ой, беда, беда… И за что мне с вами такие хлопоты причитаются?»

Однако на студента-второкурсника сердитость первокурсницы не произвела должного впечатления. Он мягко похлопал в ладоши, улыбнулся:

– Чем ругаться, расскажи-ка лучше новости, жонщина с веником…

– Помнишь Анастаса? – уже обычным голосом спросила хозяйка-блондинка, в последний раз виденная летом брюнеткой в бальном платье для школьного выпускного вечера. – Он нас покинул навсегда.

– Как-то встречались.

– Ушёл от мамы в вышестоящую организацию на повышение.

– Ужасный человек. Циничный, лживый, абсолютно беспринципный и отвратительный. Да?

– Очевидно. Впрочем, не для всех. Для мамы – нет. Не вздумай при ней брякнуть что-нибудь подобное. Она переживает и надеется, что они встретятся ещё на конференции партактива и будут, как прежде, сидеть рядом и разговаривать на свободную тему. Мечта одинокой тридцативосьмилетней женщины.

В комнату вошла тетя Тамара и, поглядев на Юрика, сказала то, что говорила ему всегда, и то, что он не желал слышать.

– Как ты стал похож на папу!

– Ма, он знает. Я ему уже напомнила сегодня. Мы сейчас сходим в университетскую библиотеку, надо сдать книги и взять новые читать. Юрик поможет донести. Нам за неделю знаешь сколько прочитывать надо? Книг по тридцать, ослепнуть можно, зато интересно учиться, не то что на математика. Кстати, ты читал Апулея «Золотой осел»? Нет? Ну как же так, Юрочка? Тебе это просто необходимо… Я обязательно дам почитать, это мой естественный человеческий долг…

На улице падал пушистый снег, хотя и более редкий, нежели утром. Мороз усилился. Каринка вырядилась в песцовую шапку, дубленку с воротником-чернобуркой, по которому скользили её белокурые локоны с завитушками на концах. Длинные сапоги и стройная фигурка делали окончательно похожей на взрослую модницу, вслед которой оборачиваются мужчины. Новое зимнее пальто Юрика и длинный белый шарф под стать. Каринка оглядела недоверчиво, но вдруг взяла под руку, подвела к зеркалу, прищурила глаза:

– Высший класс, да?

На улице они смотрелись еще лучше. По крайней мере, встречные граждане, рискуя поскользнуться, разглядывали их, а не лёд под ногами, раскатанный за неделю беспечной молодёжью. В левой руке Бармин нёс тяжеленную сумку с книгами, правой с удовольствием поддерживал красотку. Не все же знают, что сестра по папочке родимому, иные явно завидуют. Возле магазина «Букинист» обычно толклись «жучки», перехватывая самые интересные книги у тех, кто приносил сдавать на комиссию. Сейчас на широком подоконнике магазинного окна тоже сидели два таких завсегдатая, от нечего делать болтая меж собой о последнем издании Кафки.

– Ставь сумку на окно, – распорядилась Каринка. – Подожди здесь, у меня в магазине дела кой-какие имеются. Кстати, о Кафке. Одна третьекурсница решила писать о нём курсовую, на что научный руководитель сказал ей приблизительно так: «Кафка… Кафка… П-шла прочь, мерзавка!» Я быстро.

Один из тех, что разговаривали об издании Кафки, в потрёпанной шапке пирожком и допотопном полупальто с мутоновым воротником, наклонился к Бармину:

– Что принесли?

– Ничего.

– Ясненько. А вам, по-моему, словарь Брокгауза-Ефрона требовался? Есть экземплярчик. Состояние неважнецкое, зато страницы все наперечёт. Сотня. Берёте?

– Нет, словарь мне не нужен.

– Ну как же, батенька мой, а разве не вы подходили недели этак три назад? У меня – память!