– Это не моя шпаргалка, – пролепетала Чалина чужим голосом, отрывая взгляд от стола и переводя его на Бармина, замершего у доски и уже чувствующего, что он снова летит кубарем в глубокую пропасть. – Тут совсем другой вопрос описан и почерк не мой.
– А чья?
Чалина ещё раз осуждающе посмотрела на Юрика.
– Я нашла листы в парте. Мне не хватило бумаги, я взяла листы, думая, что они чистые, что их кто-то оставил, и написала.
– Чьи листы? Признавайтесь! – потеряв свой футляр, вскричал профессор гневно. – Будет гораздо хуже, когда я сличу почерки и вычислю шпаргалиста! Тогда поздно будет! Тогда всё, выход один – вон из университета!
«Вот чудо в перьях, – подумал Бармин, – надо же было не посмотреть, на чём пишешь. А сам-то, идиот, тоже не посмотрев отдал! Ах, ты, добряга ты шелудивый! Ну, допустим, найти по почерку – это вам, профессор, вряд ли удастся. Почерк в шпаргалке – идеальный. Таким он только шпаргалки и пишет». Тут Бармин глянул искоса на бумаги и сообразил наконец, что держит в руках те же самые листы размера А4, что достались Чалиной и что по-прежнему лежат у него на столе, а у всех других обыкновенные тетрадочные в клетку. Даже сличать нет никакой нужды, всё и так на виду. Снова Юрик провалился в пропасть. Профессор сорвался с места, принялся бегать по кафедре: заглянул в стол Чалиной, где ничего не было, заглянул в другие, тоже ничего не нашел. И окончательно разозлился. Не обращая внимания на бумагу, лежащую поверх стола Юрика, злой как черт, вернулся в своё кресло. Рыкнув, поставил трояк Чалиной, которая удалилась почти счастливая, и перешёл к допросу Бармина, успевшего сложить листы, с которыми вышел к доске пополам, преобразовав тем самым в формат А5.
Бармин докладывал теорему, как собственное изобретение на научно-студенческой конференции.
– Что это тут у вас? – переспросил профессор. – Что за ерунда? А это? Почему ходите огородами? Вы на лекциях моих бывали? Видели, как надо доказывать?
– А мне самостоятельный вариант больше нравится.
– Ерунда. Следующий вопрос излагайте.
Списанный материал Бармин рассказал максимально кратко.
– У меня всё, – сказал он.
– Чушь собачья, – по привычке крикнул профессор, даже не глядя на доску, полистал его зачётку. – О, вы отличник, оказывается, билетиком запаслись домой, а ответили на тройку, на слабую тройку. Даже четвёрки я вам поставить не могу, несмотря на все предыдущие пятёрки. Нет, больше тройки не выходит никак, извините, молодой человек. Так ставить или придёте пересдавать?
– Ставьте, – Бармин начал стирать с доски, освобождая место следующему несчастному, – пересдавать не буду.
– Хорошо, свободны, заберите зачётку и билет свой купированный тоже. Нет, вы посмотрите на него: с билетом купированным на экзамен явился! Наглость просто беспредельная! Мы в своё время, милейший, даже в кандидатском звании плацкартом передвигались! Да-с! А тут на тройку ответил и – прыг-скок в купе на мягкое место! Я вас спрашиваю: куда мир катится?
На миллионную долю секунды Юрику показалось, что искра со стекла черепаховых очков сверкнула в уголке рта металлом, что означало не улыбку даже, но мимолетную усмешку…
В коридоре вокруг него тотчас сжалось кольцо очередников:
– Что получил?
– Трояк.
– Счастливый.
Бармин пошел к лестнице, подмигнув Чалиной, и тут только заглянул в зачётку, там стояло: «хорошо» с невероятно корявой подписью профессора. Что ни говори, а тополог… явно с приветом. Да точно ли не заметил листов на его столе? Нет, правда, люди, куда мир катится?
Приехав домой на зимние, снежные и очень морозные, каникулы и отсидев положенные первые три дня дома, Юрик надумал посетить единокровную сестрицу Карину.
– Да проходи, раз пришел. Чего столбом встал? Вот всегда так, придёт, встанет столбом и стоит, стоит, будто выжидает, какой подвох хозяевам устроить. Ноги обмети веником! Да пимы снимай! А то знаю я вас, простофиль, дай вам волю, так прямо с пимами за стол полезете. Ага, влезут, локти расставят во все стороны и ну в кулак сморкаться. Роз наволокут на длинных стеблях привозных-дорогушчих. А какой толк трудящейся жонщине от роз тех? Сами не знают! Завтра же с утра завянут, придётся тащить всю охапку к мусорному бачку, исколисся вся только с вами! Попереколисся! Лучше пирожков каких напёк с луком али капустой кислой да припёр, ей-богу, и то больше толку. Пимы надел бы с заворотом, тулуп, белым фартуком обвязался: «И-ех, налетай, разбирай пироги горячие, с пылу с жару, мясо-пустныя!»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу