Сергей Самсошко: Суета. Демагогия

В далёкие времена, когда не было конституции и защиты прав потребителей, но исправно действовал кодекс чести; в те дремучие, как сон душевнобольного, времена, когда преступников карали по справедливости, а людей благородных было больше и нужнее; в те тёмные, как каменный уголь (или нефть), времена, два беженца, два брата, основали посёлок, где каждый грабитель, убийца, вор, мог укрыться от преследований. Среди сего сброда, нашлись морды более наглые и хитроумные, укрепили позиции, и обратили посёлок в город. Границы города, где (хочу напомнить) правили преступники, стали расширяться далеко на восток и запад, пока не достигли агромадных размеров, и не поглотили множество городов и селений, обратив честных благородных граждан в тех же самых преступников. Могучий город, где (хочу напомнить) искали убежище воры, убийцы, шлюхи, обрёл лицо в виде конституции (тогда же придумали паспорт – бумажка, уравнивающая в правах), и стал примером, как сейчас модно говорить, социальной мобильности. А именно: будь ты хоть сам чёрт в овечьей шкуре, у тебя есть права подняться над всеми, и никто не осудит, если дела будешь делать тихо.

На бескрайних хлопковых полях Северной Армерики множество рабочих (ибн рабов), пригнанных с другого конца света, насильно оторванных от корней, набить кошелёк господина Хабана, поют песни, ловко срывая белые комки, и также ловко и метко бросая в корзину. Нет дома, нет надежды, нет родных, даже нет возможности заколоться. «О, Боже, что нас завтра ждёт?… – поют. – Моё нутро, как будто пламень жжёт. И слёзы не катятся из глаз.» Блюз родился в самой жопе мира, и покорил сердца страждущих.

Страшное дело – зависеть от кого-то. От начальника, родных, друзей, общественных стереотипов. Это ж всю жизнь только угождать. Но страшней, когда не знаешь, что зависим. Вроде думаешь – моё дело, я так хочу. Ан – нет, тебя, мягко говоря, завербовали. И если в первом случае, хотя бы понимаешь, видишь, чувствуешь, можешь изменить, то во втором – как овца под ударами невидимой плети. Мир катится в… (не устаю повторять). И если сам себя не спасёшь, кто ещё тебя спасёт?…

Нет на свете ненавистней людей, чем преследователи.

Брюхоногая хвинья с хрюническим нахрюком хрюндит по дороге в Мохкву из далёкого Хрюхохранска, мечтая о небехных кренделях и хрюхошей жизни. Хрена ли она там забыла?… Вохрос остаётся откхрытым.

Должен вас предупредить, хвиньи отлично плавают.

Житие мудрого человека, однако, горькое. Отчасти, не смотря на рейтинги первопроходцев, приходится считаться с постпоследователями, исказителями идей. Хотелось бы верить, что с этим можно бороться. Для чего-то ж придумали авторское право. Но пока только глазами хлопаем и слюной брызжем. И это хорошо, ибо, мудрость заключена в обобществлении, а не прямом потреблении (говоря по-русски: нахрена мне зубочистка, если я не могу ею воспользоваться – зубов нет). Помяните мои слова. Гы…

Ненавистные люди – преследователи.

Хвиньи отлично плавают.

Ъ!

Вот свершили ревохлюндию (пардон!) револлюзию в тысяча девятьсот хренадцатом году. Чего долбились? Людей чёртову уйму угробили, хороших и плохих, наверное, и детишек тоже. А всё рухнуло одномоментно. Но умы порядочных лодырей так и остались загажены револлюзионной болтовнёй. Разбежались стройбойцы по норам – норушкам, сопли пускать, да водку хлебать (сухой закон здесь ни причём – потери оплакиваем). Башня на башне не устоит. Делайте выводы, о, вы мои математики! Нужно нечто одно, в духе вавилонского зодчества, да на основе фицияльного языка. Принципиально неизменное.

Hasta la vista, Ленин!

Ратуйте друже! Ратуйте матэ! Ратуйте дитки! Сёгодня чёловик, воскресший из праха господня, нысэ спасэние овцам, кроликам и бегемотам.

Упс!… (электричество выключили).

Старые добрые индейцы тоби, а также кубу, шошоны, команчи, ботокуды, огнеземельцы, бушмены, андаманцы, тоала, семанги, аэта, жили преспокойно, сеяли кукурузу, охотились на оленя, ловили рыбу, лепили из глины, плели корзины, циновки, верёвки, выделывали шкуру оленя, собирали ракушки, делали различные украшения, регулярно кочевали с места на место, но нигде не было слышно, с тех времён и по наши дни, чтобы они враждовали друг с другом, и эксплуатировали. А ведь мы считаем их дикими.