Pen Name - Участники рынка

Лицо первого лица потускнело совершенно. Последовавшее жополизское выступление государственного банкира впечатление исправить уже не могло, как и трубопроводная сказка про белого бычка. Светлейший задал вопрос и услышал ответ, обмен информацией состоялся, можно было переходить к водным процедурам. Заметив что «мобил» на столе остановился, он качнул узким, смешно смотревшимся на фоне мощной лепки каминного фасада, плечиком, и раздраженно ткнул в конструкцию пальцем.

Галстук был хорош всем – красивый, приятный на ощупь, но вязался отвратительно. А выяснилось это только сегодня, когда, впервые его одев и опаздывая на встречу, Глеб стал завязывать узел. Всю дорогу до Москвы он ощущал неудобство, злобствовал, думал перевязать гада, но дорожная обстановка этому не способствовала. Почти доехав до места, он выслушал телефонный звонок об отмене встречи и извинениями, облегченно вздохнул, сорвал галстук с шеи и отправился в офис. Дата и время были назначены еще до отпуска, в его отсутствие неоднократно подтверждались, и вот…

Как всегда, по возвращении из более или менее цивилизованной заграницы, Москва задавливала шумом, скоростью, духотой и невидимым, не имеющим запаха, но явно, шестым московским чувством различаемым, умственным смогом. Слово «чума» само вспухало на губах… Вдоль Тверского бульвара густо текла утренняя толпа, в поисках парковки в правом ряду бестолково ворочались автомобили, снежинки тополиного пуха парили в воздухе. Один охранник открыл шлагбаум, преграждающий въезд через арку в тесный дворик, другой отодвинул заграждение, резервирующее место для машины председателя правления и приветственно улыбнулся. «С возвращением, Глеб Сергеевич!» – читалось в его глазах, но рта он открыть не посмел. Дрессированный.

Не заходя к себе, он сразу направился к заместителю – узнать новости. Стена за письменным столом сияла грамотами: «Настоящий сертификат выдан Станиславу Леонидовичу Умецкому в том, что…». Достойнейший Станислав Леонидович, широко улыбаясь, встал из-за стола.

– Как съездили? Могиле Герцена поклонились?

– Она в Лондоне.

– Забыл!

Глеб вытер моментально остывший пот со лба.

– Ну и кондиционер у тебя.

– Ага, настоящий, как в морге.

Письменный стол был загроможден двумя мониторами, завален стопками финансовых журналов и газет, внутри высокого, стоящего в углу кабинета, аквариума шевелились разноцветные рыбки. Утреннее солнце сквозь широкое окно освещало «красный угол» кабинета – часть стены, украшенную иконой Путина и призами за победы в гольф-турнирах. Потирая руки Стас докладывал.

– За неделю ничего плохого не случилось и есть хорошая новость. – Он с интересом посмотрел на собеседника: как тот прореагирует? – Палыч хочет свою долю продать. Нам предлагает.

Глеб потер подбородок. Который раз Палыч манил их этой морковкой, но в последний момент всегда давал задний ход. И каждый раз Станислав Леонидович чрезвычайно, в предвкушении иного порядка распределения дивидендов, возбуждался. А после очередного облома также чрезвычайно расстраивался, хотя, после третьей попытки пора было бы уже научиться воспринимать Палычевы посулы более спокойно. Глеб сдержанно, не глядя Стасу в глаза, произнес.

– Давай подумаем, это интересно… Что еще?

– Мариванна девочку хочет взять, одна зашивается.

– Полковник завизировал?

Стас кивнул.

– Это ее дальняя родственница, и Мариванна ручается и Полковник не против.

– Что за девочка? Ты ее видел?

Станислав Леонидович пожал плечами.

– Двадцать один год, энергетический закончила. Мариванна ее сто лет знает. Костя говорит: симпатичная, скромная.

Глеб слегка приподнял брови.

– Ты что не стоял за стеклом, когда Костя или Полковник?…

– Глеб… – Утомленный подробностями, Станислав Леонидович повел плечом.

Глеб преувеличенно, изображая изумление, вытаращил глаза. Его собеседник посмотрел на аквариум, бессмысленно пошевелил на столе мышкой. Пора было что-то отвечать.

– Можно объявить ей второе интервью, я постою за стеклом… ты сам, если хочешь…

После паузы Глеб полюбопытствовал:

– Не жалко?

– Чего?

– Девочку…

Стас скорчил кислую мину. Разговор этот начался еще во времена царя Хамураппи, на самой заре борьбы страха с жадностью, и смысла в нем не было никакого…

– Слушай, тогда надо только смертельно больных или законченных подонков на работу брать. Никто – ни одна девочка из РКО, ни все остальные девочки, беременные и не очень – никто, на хрен, не застрахован. Придут, положат лицом вниз, а потом все выяснится, всех простят и отпустят… Ты ж знаешь про Льва. А там – сама невинность, там все… практически стерильно.