Андрей Ларионов: Сибирские истории. Правдивая история жизни…

Смит ехал уже больше двадцати минут по этой лесной дороге, и видел впереди себя лишь лес, что тянулся километрами. Тайга здесь была повсюду. Под покровом леса было тихо. Выше же кроны деревьев было полуденное солнце. Смит не видел светила, но замечал даже из кабины машины лесных птиц, что реяли над тайгой. Лучи солнца проникали сюда и ложились на заросли кустарника и папоротник пучками света.

Лес казался таинственным и величественным молодому человеку. Он сейчас был вдали от городов, шоссе и трасс. Здесь была лишь проселочная дорога поросшая травой. Сосны свечами тянулись ввысь, и синева неба путалась в хвое этих лесных исполинов.

– Россия так широка, что ее не проехать, ни пройти. Россия, как отдельная планета сопоставимая с Луной или Плутоном. Так широка эта страна. В этих лесах можно бродить и не найти даже выхода. В пустошах лесного частокола можно много дней ехать на машине и даже не преодолеть и третьей части территории России. Так широк этот край… Так широк этот край… – Распевал собственно придуманные песни в машине Смит. Он почти орал сейчас во весь голос здесь в массиве глухой тайги, где никто его не видел, и не слышал.

Тайга оборвалась, и Смит увидел впереди чахлую деревушку «Сосновка». В этом селении он не смог даже насчитать и двадцати домов. Часть из них была разрушена. Пустыми чернеющими глазницами высвечивались эти заброшенные дома. Смит медленно подъехал к одному из таких заброшенных домов. Ниссан легонько вклинился в заросли крапивы.

Молодой человек вышел из седана, хлопнув дверью. Потянулся, выпрямляя свои затекшие в дороге ноги. Посмотрел в небо, увидел там синеву сибирского бездонного неба. Таежный лес был чуть поодаль от деревушки «Сосновки». Изба же, что была брошена, выглядела, осиротело. Кажется, внутри был пожар, потому что, здесь были обуглившиеся стены. Смит перешагнул порог этого заброшенного дома, и ощутил дух забытого места.

Таежная даль была снаружи, а здесь было темно, сыро и стены были обуглены.

– Здесь кто-то есть? – Произнес вслух Смит, понимая прекрасно, что тут никого не могло быть.

Он надеялся, что ему отзовется лесной дух или призрак, что поселился в этом забытом доме. Смит не испугался бы лесного духа, если бы тот составил ему компанию в одиночестве. Ничего этого не случилось. Смит слышал лишь тишину, и пение кукушки, что распевала песни где-то в тайге.

– Скажи ты мне хотя бы, кукушка. Сколько лет осталось жить на этой земле? И сколько дорог мне предстоит еще проехать? – Уже обращаясь к птице, крикнул молодой человек.

Невзрачная птичка, что сидела на сосне не обращала внимания на слова путника дорог.

Кукование разносилось по лесу еще долго, но Смит не слушал ее. Он насчитал собственных лет жизни более сорока, соответственно, Смиту суждено было умереть к восьмидесяти годам, может быть еще старше даже. Свежий ветер, пронизанный хвоей и лесными шишками, заполнил салон машины, когда Смит сел за руль. Приторное солнце слепило глаза, потому что верхушки кроны тайги не могли сокрыть солнце. Светило было таким ярким и теплым. Свет лился и лился, и никто и ничто не мог остановить этот свет, даже этот таежный лес.

Смит пялился в ноутбук, и писал стихи о жизни. Он переживал события прошлого вновь и вновь. Улыбка была запечатлена на его лице. Однако слезы катились по щекам. В строках дней прошлых было много трудностей, боли и страданий. Смиту казалось, что кто-то сверху проклял его и постоянно мешал ему жить или испытывал его на прочность, а может быть возложили на него особую миссию и крест ноши. Потому что, жизнь была его, как кадры из кино.

В такие мгновения Смит представлял себя главным героем остросюжетного фильма, где каждый день, каждый месяц то драма, то трагедия, то комедия происходила в его жизни. Жить же легче, когда веришь в сказки. Не так трудно терпеть боль, лишения, одиночество, тоску, бедность и страдания. Жизнь тогда обретает новый смысл, и через слезы видна улыбка Смита. Он улыбался уверенно и сильно. Он сильный человек, которого нельзя было сломить. Даже, несмотря на многочисленные лишения и трудности, лишь сталь была в его сердце. Он смело мог смотреть смерти в лицо, и знал ее привкус уже давно, когда та с темными глазницами приходила забирать его на тот свет. Страх ему был неведом. Авантюра – была его товарищем, а смелость – верным братом. Мечта – была его любовью. Небо было ему Отцом, а мать он хранил в сердце своем всегда.