« Но над всЕм прекрАсный пришЕлец
С Божеским взором, с легкой пОступью
И с дИвнО зАмкнутыми певучими устами » (3).
Выделенные в тексте гласные подчеркнуты музыкальными средствами. В вокальной партии сопрано они образуют цепь звуковысотных вершин, контуры которых отражают волнообразный рельеф мелодического движения. В легкости и ритмической нескованности такого движения угадывается пластика мистического танца, исполненного под непрерывно «звенящее» тремоло в одном из голосов фортепиано (раздел molto dolce, 2/2) (пример №1, Нотное приложение).
Особую художественную значимость в «Гимнах дню» (как и в некоторых других песнях цикла) имеет звуковое пространство. Оно выступает не только как естественное акустическое условие реализации замысла, но и как поэтический образ. Имманентно музыкальные средства его воплощения дополнены художественно продуманным звуковым развертыванием физического фактора. Таковы регистрово удаленные голоса в партии фортепиано: сонорно окрашенные созвучия верхнего регистра (« Кто живой , кто чувствующий …») и квартово-квинтовые басы, разделенные паузами. Роль пауз выразительна в песнях. Эта «звучащая тишина» есть проявление глубинных свойств пространства. Пение сопрано в открытую крышку рояля усиливает эффект пространственности. Возникающие многочисленные «эхо» медленно гаснут, увлекая слушателя в « исполинский мир созвездий ».
Картины иного мира предстают в цикле постепенно, через осознание дарованного пришельцем света. В первой половине цикла (1—10) из памяти «преджизненной» возникают картины « милого края » – лучистого, далекого и « недостижимого рая », « где в дымке тонет брег скалистый » («Мой милый край» №2 на стихи Э. Мёрике, перевод А. Александровой). Написанная для сопрано-соло мелодия песни звучит на одном беззвучно взятом аккорде (флажолет фортепиано), и голос певицы, стоящей лицом к открытой крышке рояля, активизирует пением обертоны аккорда. Тихая напевная мелодия сопрано звучит как голос из грез, миража. Здесь золотисто-желтые краски «Гимнов дню» сменяет синева пространства небесного града. В третьей песне – «Под сердцем травы» для баса-соло на текст А. Тарковского – свет пришельца исходит из ангельского лика ребенка. Неторопливо звучащая мелодия (Largo), глубокий тембр баса ассоциируются с речью пророка, возвещающего о великих событиях рода человеческого: « Под сердцем травы тяжелеют росинки, ребенок идет босиком по тропинке, несет землянику в открытой корзинке …» Радостно и свободно звучит сольная песня тенора «Бедный рыбак» №4 (текст А. Тарковского). Мысль о « благословенной утренней звезде » наполняет песню восторгом и упоением. Темп Andante, мягкость терцовых ходов в мелодии, диатоника лада (тональность F-dur ) и квинтовая лексема как память о русской душе (Глинка). В последней песне – соло меццо-сопрано на стихи Л. Уланда в переводе Ф. Тютчева – свет радости сменяет овеянный тихой грустью, печальный напев – «Свирельная песнь» №5. Самая медленная по темпу (Lento) из всех сольных, песня звучит сдержанно. Мелодия изливается из вершины источника и движется, подчиняясь свободному течению времени (переменный метр 5 4— 4 4– 3 2— 3 4— 5 4). Спокойные краски натурального минора (a-moll) «тяжелеют» на словах о земле (повторение тоники, укрупнение длительностей, звучание в более низком регистре). Наполняясь « дыханием ветерка », они светлеют в воздушности (ритмически подвижные фигуры) « плывущих облаков ». В интонациях песни удивительным образом слиты воедино элементы русской протяжной песни, молитвы, плача, но punctum saliens («трепещущая точка» – выражение И. В. Степановой) становится «голос» самой песни как голос скорбящей русской души: « О, не кладите меня в землю сырую // Скройте, заройте меня в траву густую ». Приглушенная динамика и угасающий звук меццо-сопрано, переходящий в пение «полузакрытым ртом», завершают песню. Четыре песни-соло содержат коннотацию евангельских мотивов – сошествие Духа (Света). Включая «Гимны дню», песни (5) образуют пролог вокального цикла, сакральной моделью которого может служить мистериальное действо. Смысл его познается в движении света, исходящего из глубин небесного «града» к земле, из памяти «предвечной» к человеческой душе.
В последующих пяти песнях (6—10) смысл происходящего так же многозначен. Внешний, «надводный» пласт связывается с картинами пробуждения и цветения жизненной энергии. Песни контрастируют по характеру, масштабам звучания, фортепиано активно поддерживает солистов и образует выразительный дуэт, в котором слово не только точно интонируется, но и изображается. Все песни написаны на тексты А. Тарковского: «Кузнечики», «Румпельштильцхен», «Домашний сверчок», «Колыбель», «Летних месяцев букварь».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу