Дарья Светлова - Дашка и Д

Узнав, что Дашка пишет книжку про Индонезию, почему и едет в Боти, китаец про правила забыл и несколько раз попросил, чтобы Дашка указала в книжке про него и про его гостиничное хозяйство, состоящее из отеля, бара и персонала выше указанного назначения. Почему-то подобные отели одинаковые во всех странах. Они многоэтажные, темные, с флуоресцентным баром и обязательным караоке. В славном городе Ярославле есть аккурат такой же. Тоже с побитыми ванными комнатами и сопутствующими тараканьими сожителями. Где вам будут рады и выдадут ключ от номера, видавшего лучшие времена, на пятом этаже, холл которого будет украшать керамическое убожество под названием «лесная нимфа ранним утром». Где завтракать придется в полумраке, скрывающем последствия вчерашнего вечера. А жить придется только потому, что все другие места в городе заняты.

«Может ну его, Макассар? – подумала Дашка. – Ехать в неизвестность, искать себе жилье… Опять…» Ста тысяч рупий хватило на телефонный звонок Аньке в Москву. Стою в толпе, жду парома, от Демидыча нет вестей, не знаю, ехать или не ехать.

– Конечно, ехать, – сказала Анька, она же Добрый Ангел, расчищающий дорогу. – Ты куда пропала, ни один телефон твой московский не работает.

Ехать так ехать. В Купанге ведь вопрос с жильем быстро решился. Итальянец освободил дормиторию, Дашке выдали ключ, а немецкую семью поселили в комнату напротив. Правильно расположенный вентилятор и мягкий матрас за три доллара в сутки. Чего еще можно желать. Только Купангу этого было мало. Купанг предложил для проживания обстоятельства с Эдвином в качестве нагрузки.

– Я подумала и решила, что глупо вот так срываться и уезжать, – сказала Дашка Эдвину. – Побуду здесь несколько дней. Надо отдохнуть, столько всего случилось за последнее время.

– Конечно, – подтвердил верность решения Эдвин. – Не каждый такое вынесет. Я рад, что ты остаешься. Ты от меня один раз ушла. Но я ждал, и ты вернулась. Может быть, завтрак? Омлет?

В хостеле на завтрак выдавали типовую пайку, состоящую из чашки кофе и двух жареных бананов. Дашка пайку отдавала серфингисту из Англии, а себе заваривала чай в металлической кружке с помощью верного друга – маленького дорожного кипятильника.

– Вот омлет. И вот чай. Хороший, из коробки, – сказал Эдвин.

В стеклянном бокале плавали ошметки от россыпного чая, который покупали в Купанге для особых случаев, типа этого.

– Денег не надо. Ты меня вчера научила пользоваться фотошопом. И внесла луч света в мою жизнь.

Только этого не хватало. Истории, начинающиеся со слов «ты внесла луч света в мою жизнь», заканчиваются либо очень хорошо, но в этом случае слова не произносят, их подразумевают, ведь и так все понятно. Либо эти истории тянутся за тобой просроченной жевательной резинкой, намертво приклеившейся к подошве твоей обуви и оставляющей на асфальте бесконечные грязные серо-белые метки. Пока ты не пересилишь брезгливость, не возьмешь губку для посуды и не ототрешь жвачку раз и навсегда, послав инициатора истории куда подальше, а себе в очередной раз сказав, что взрослая уже и сколько можно оступаться по элементарной глупости.

Будьте добры к тем, кто не садится к вам на шею и у кого хватает сил с вашей помощью выкарабкаться из своей жевательной резинки самостоятельно. Эдвин же решил, что луч света, озаривший его вяло текущую жизнь, теперь не только укажет ему дорогу, но и останется с ним не перегорающей лампочкой Ильича. Употребляемые в Индонезии лампочки были лампочками дневного света. Холодными и безжизненными. Едешь по сельской дороге ночью, и как будто смотришь в прибор ночного видения. В самом маленьком подмосковном светлячке света и то больше.

– Ты сколько здесь пробудешь?

– Эдвин, я не знаю. Мне девочки в «Теддис-баре» сказали, что в среду есть паром до Аймере. В одиннадцать часов.

А не до Лабуанбаджо в четыре, как ты наврал.

– Да? Я не знаю. Надо позвонить.

Ага. Позвонить. Только линия снова окажется занятой.

– Ты пока располагайся, – предложил Эдвин. – Ты икатом интересуешься, поэтому должна научиться в нем разбираться. Съездить туда-сюда, посмотреть.

В инь-янский проем протиснулся мужчина с огромной полосатой сумкой.

– Икат, – вежливо опустив глаза долу, заметил мужчина. – Просто посмотреть.

За «просто посмотреть» денег не просили, хотя и считали это несправедливым. В музеях же платят за осмотр. Мы чем хуже. У нас ручное ткачество и антиквариат. Потаскайся с наше по отелям, ничего за день не заработав. А у нас семья большая, очень много детей.