Алексей Покровский: Осколки

В этот момент я перезаряжал свой старенький фотоаппарат «Смена». Вдруг к гостинице подъехала машина, из нее вышла большая грузная женщина. Она поднялась в наш номер и спросила, кто хотел встретиться с К.Г.Паустовским. Это оказалась его жена.

Я вышел на балкон и увидел в приоткрытую дверь машины Константина Георгиевича. К сожалению, я не смог его сфотографировать.

Филолог в этой машине поехала на дачу к К.Г.Паустовскому. Вечером она вернулась, но ничего интересного рассказать не могла. Ей был важен только факт посещения К.Г.Паустовского.

Ну а мы с женой, конечно, постеснялись пойти к К.Г.

Конец шестидесятых годов. Я работаю в лаборатории, занимающейся вопросами бионики. Наши подопытные животные – речные раки. Уже ставшая привычной шутка посетителей лаборатории – это употребление объекта эксперимента с пивом. Сотрудники лаборатории уже привыкли к этой шутке. Однако начальника лаборатории, назовем его N, эта шутка коробит.

Однажды N сообщает мне, что должен быть снят научно-популярный фильм о бионике, и к нам в лабораторию приедут режиссер и писатель. На следующий день беседа состоялась. После официальных разговоров я пригласил писателя к себе домой, и мы продолжали беседу уже в непринужденной обстановке. Писателем оказался Игорь Губерман, в то время известный автор научно-популярных произведений, а в дальнейшем автор «Гариков».

Разговор затянулся и перешел в обычную беседу, которую вела интеллигенция в те годы. Кстати именно от него я впервые узнал об Орвеле, а затем вскоре и прочитал его.

Прошел год или полтора. Об Игоре я ничего не слышал и вдруг встречаю его на Невском. Несколько раз прошли мы от Адмиралтейства до Московского вокзала. Естественно, я поинтересовался, как дела с кинофильмом.

– А разве Вы не знаете? – спросил он.

– Нет – ответил я.

Вот, что он рассказал.

«Фильм не состоялся, благодаря моей неудачной шутке. Разговаривая с N, я похвалил удачный выбор объекта исследования. N подтвердил это, сказав, что выбору объекта было посвящено много усилий, т.к. объект должен с одной стороны, иметь сложную нервную систему, а с другой стороны, удобным для экспериментов.

Да нет, – говорю я. – Я другое имею в виду. После экспериментов Вы можете своих подопытных съесть. N изменился в лице, передал меня своим помощникам и ушел. Я стал работать над сценарием. Когда сценарий был готов, я вынес его на обсуждение в редсовет. В качестве рецензента был приглашен N. Каково же было мое удивление, когда N разнес сценарий в пух и прах (несмотря, что он был одним из инициаторов создания фильма).

Это было время после процесса Синявского и Даниэля, после погромного выступления Шолохова на съезде писателей.

В страстном монологе N было все: ссылки на речь Шолохова, призыв к бдительности, характеристика личности автора; т.е. все кроме обсуждения сценария. За этим последовал сокрушительный вывод – таким, как я нельзя поручать столь ответственные задания.

Вначале я не понял, почему мой безобидный сценарий вызвал такую отповедь. И только подумав, я сообразил: причина – моя неудачная шутка»

Вот значит все куда-то ходят: кто на митинги, кто в церковь, кто в суд, кто в Дом кино. Вот и мне как-то приятель говорит: «Пошли в Дом писателя, там будет вечер знаменитого писателя Михаила Михайловича Зощенко. Узнаем чего-нибудь про Зощенко, на культурных людей посмотрим.»

– Ладно, – говорю, – пошли. Все равно вечер уже, да и делать нечего.

А надо сказать, было начало лета, и как я узнал позже Дом писателя закрывался – писатели уходили в коллективный отпуск.

Повязал я, как интеллигент, галстук, почистил ботинки и пошел в Дом писателя. Первым делом побежал занимать себе место. В первый ряд сесть постеснялся – сел во второй. Стал озираться, интересно посмотреть на живых писателей. Смотрю народу в зале немного, и сидят все не рядом, а кучками. Само собой, никого не узнаю – писатели ведь не артисты, портретов их не продают.

Смотрю на сцену – стоит маленький столик и ряды стульев, как для президиума. Наконец, на сцене появились люди, и вечер памяти Зощенко начался. Ведущий, как в таких случаях и полагается, сказал несколько прочувствованных слов. Сообщил, как все мы любим и почитаем Михаила Михайловича, а также намекнул, что здесь присутствуют люди, которые Зощенко хорошо знали, а также и его внук, и указал на довольно молодого, но очень крупного по размерам человека, от которого исходило такое амбре, будто он вылил на себя несколько флаконов одеколона, либо выпил его для храбрости.