Елена Арзамасцева - В день, когда расцветут хризантемы. Повесть и рассказы

С большим трудом в ее жилище поместились раскладной стол, два кресла-кровати, двухстворчатый шифоньер с антресолями и холодильник, на который и был водружен телевизор. Рядом с входной дверью, красиво покрашенной и с новыми замками, она поставила тумбочку для обуви и повесила вешалку для верхней одежды, надеясь, впрочем, никогда ею не воспользоваться. В углу, между шифоньером и стеной, оставалось пространство для купленной специально для Анны раскладушки, так как кресла уже облюбовали дети. Напоследок она повесила на окно красивые светлые шторы, и комната окончательно приобрела обжитой вид.

Семья брата, приглашенная на новоселье, интерьер одобрила.

– Это вам в подарок, – сказал Сергей и прибил на одной из стен полочку для книг, а на другой – для посуды.

– В тесноте, да не в обиде, – добавила невестка осмотревшись. – По крайней мере, для жизни все есть! А посуду постепенно подкупите!

Анна сжалась: «Змея!» Она перестала любить Татьяну, свою бывшую подругу, после того как та вышла замуж за ее брата. Уж очень она резко изменилась! «Она что, думает, что я здесь навечно и никогда не вернусь в Москву?»

Но вслух ничего говорить не стала.

В этом году в центральной образцово-показательной школе города ввели новшество и набрали один экспериментальный класс из детей шестилетнего возраста. Маленького Сашку, которому еще не исполнилось шесть лет, приняли в школу с условием – Анна будет работать воспитателем в классе, занимая свободное время детей после уроков и до прихода родителей. Предложение ей было сделано только потому, что директриса школы была чем-то обязана жене ее брата.

Анна, подумав, согласилась.

Ее дети росли умненькими и развитыми, какими обычно бывают дети в благополучных, счастливых семьях. Сашка к шести годам знал все буквы и уже читал по слогам. Она решила, что в школе, да еще с облегченной программой, учиться ему будет несложно. Сама же Анна, ожидая известий от мужа и пребывая в полном неведении по поводу дальнейшей своей судьбы, решила, что работа, пусть и временная, как-то отвлечет ее от невеселых дум.

Действительно, окунувшись с головой в школьные дела, они втроем как-то быстро и незаметно пережили сентябрь. Звонившему вечерами уже в общежитие Виталику Анна с гордостью сообщала об успехах детей и о своей работе. Она чувствовала, что муж переживает за них, и каждую неделю получала от него с поездом посылки – продукты и деньги. Ближе к октябрю, к недоумению Анны, он передал теплые вещи.

– Зачем? – спросила она вечером по телефону Виталия, прекрасно понимая, что с получением осенне-зимней одежды все дальше и дальше отодвигается ее надежда на скорое возвращение в Москву.

– На всякий случай, – коротко ответил он.

В конце сентября в столице стало неспокойно. Газеты писали о роспуске Съезда народных депутатов России и Верховного Совета, о противостоянии депутатов во главе с генералом Рудским и коалиции Бориса Ельцина.

Анна, которая после второго замужества, по молчаливому согласию в семье, газет не читала и о политической ситуации в стране имела представление только со слов окружавших ее людей, вдруг стала понимать, почему ее сюда, в этот скучный, серый городишко, где даже трава на газонах не может расти без въевшейся пыли, отослал Виталик. И чем ее муж занимался в последнее время.

– Господи, – похолодело у нее внутри. – Наверняка будет заваруха, и он влезет в самую гущу.

Уж лучше бы он изменял ей с любовницей, как иногда думалось Анне, неожиданно проснувшейся среди ночи.

Она взяла больничный и часами не отходила от телевизора.

Второго октября 1993 года в Москве прошли многолюдные демонстрации, организованные оппозицией. На следующий день сторонники Верховного Совета захватили здание муниципалитета и гостиницы «Мир», а затем начали штурмовать Останкинский телецентр. Телевидение и радио постоянно вещали о чрезвычайном положении, объявленном в столице, о вводе войск, о толпах добровольцев, кинувшихся на помощь президенту.

Виталий перестал звонить, и на Анну надвинулось нехорошее предчувствие – липкое и обволакивающее. Когда по ящику показывали, как сторонники Бориса Ельцина, бросив работу, полезли на баррикады, она еще держалась, но, когда верные ему войска стали расстреливать Белый дом, Анна заплакала.

И вдруг у нее словно что-то оборвалось внутри и окаменело. Что-то ужасное, страшное нависло над ней – судороги пробежали по телу, скрючили его, и она ничком упала на раскладушку. В этой позе Анна пролежала больше суток, не вставая и не реагируя на слова детей, пока Коля, ее старший сын, не привел домой брата.