Антон Кротков - Воздушный штрафбат. В небе заградотрядов нет…

– Здравствуйте, товарищ Рублёв! Я Ольга Бергольц, – просто представилась лётчику женщина, поправив выбившуюся из короткой причёски непокорную прядь золотисто-льняных волос. Она протянула лейтенанту свою маленькую, но на удивление сильную ладошку. После рукопожатия Бергольц тут же деловито предложила. – Ну что, давайте работать…

Здесь же на радио Рублёва поймала молоденькая миловидная корреспондентка «Ленинградской правды». Журналистку сопровождал офицер с петлицами майора интендантской службы. На его плотной фигуре ладно без единой складочки сидел явно пошитый по индивидуальному заказу шерстяной френч, положенный лишь офицерам высшего комсостава РККА.

После того, как интервью было закончено, офицер-тыловик вдруг обратился сразу к своей спутнице и к Рублёву.

– А почему бы, Надюша, нам не пригласить «героя воздуха» в нашу душевную компанию? Уверен, товарищу лейтенанту будет, что рассказать нам о нелёгких фронтовых буднях.

Константину очень не понравился игривый тон снабженца, его лоснящийся самодовольный вид, особенно после вереницы увиденных им за этот день измождённых лиц, зрелища трупов, умерших от голода прямо на улице горожан. Но симпатичная журналистка горячо поддержала своего приятеля. По её словам, на квартире майора должны были собраться «настоящие ленинградцы», которым очень важно было послушать человека с передовой.

В просторной гостиной богато обставленной квартиры интенданта был накрыт такой роскошный стол, что с трудом верилось, что всего в нескольких десятках метров отсюда люди счастливы, когда им удаётся получить свой кусочек хлеба, изготовленный из древесных дрожжей и прочих фантастических суррогатов. А тут на столе было тесно от коньячных и водочных бутылок, разной закуски. Отвыкший за войну от такого изобилия Рублёв заворожено глядел на тонко нарезанные кусочки осетрины, сыра, розовой копчёной колбасы, открытые банки рыбных консервов, тушенки, сгущенного молока. Особенно его потрясли совсем уж экзотические для блокадного города апельсины!

По собравшимся в комнате гостям было видно, что они не боевые лётчики, им не приходиться, рискуя жизнью, брать живьём хорошо натасканных своими хозяевами немецких парашютистов-диверсантов. Наконец, они явно не нуждались в усиленном питании после тяжёлого ранения. И, тем не менее, эта вальяжная сытая публика, раскованно подпевая патефонной исполнительнице, наполняла дагестанским коньяком хрустальные бокалы, лениво намазывала маслом и икрой толстые ломти белого хлеба. А ведь такими продуктами, относящимися к высшей – пятой норме могли в условиях военного времени питаться только военнослужащие лётного состава ВВС, оперативники контрразведки, подводники и тяжелораненые пациенты госпиталей.

Возмущённый фронтовик начал отчитывать майора. Не выбирая выражений, Рублёв назвал собравшихся спекулянтами, паразитирующими на страданиях жителей осаждённого города. В ответ на такое оскорбление майор под визг находившихся в комнате женщин выхватил из кобуры пистолет. Между ним и Рублёвым завязалась драка. Прежде чем их разняли, пистолет в руке снабженца случайно выстрелил. К счастью, пуля, никого не задев, вошла в стену. Но кто-то из соседей или проходящих по улице Рубинштейна людей услышал выстрел и сообщил находившемуся неподалёку патрулю. Всех участников ссоры задержали и доставили в комендатуру. Но майору и его гостям удалось быстро оправдаться, а недавнего героя арестовали и вскоре отдали под суд. Рублёв был разжалован в рядовые и отправлен искупать вину в особую штрафную группу капитана Нефёдова…

За окном весело перекликались паровозные гудки, грозно ругался женским голосом громкоговоритель на какого-то бригадира грузчиков по фамилии Горохов. По путям суетливо бегала маневровая «кукушка» 47 47 На железнодорожном сленге так назывался маневровый паровоз. , собирая вагоны для нового состава. Там за решеткой окна кипела незнакомая Борьке деловитая жизнь…

Линейный отдел железнодорожной милиции располагался в здании пассажирского вокзала. Стены и пол комнаты, в которой ожидал решения своей участи Нефёдов, а также скамья, на которой он сидел, и служебный стол задержавшего его милиционера – всё было выкрашено в один казённый бурый цвет. Единственным украшением помещению служил настенный плакат: «Нет пощады расхитителям народной собственности!». На нём огромный милиционер безжалостно расправлялся с всевозможными жуликами и спекулянтами, напоминающими разбегающихся тараканов. Борька старался не встречаться с суровым взглядом плакатного борца с уголовной нечистью, но тот будто нарочно смотрел именно в его угол.