Галина Сафонова-Пирус: Блюзы памяти. Рассказы, эссе, миниатюры

И ниже, как всегда написал: «Только что опять выстрелы были слышны, и пожарная машина с сиренами мимо дома поехала в сторону Марьинки, где мой брат. Хочу сходить к нему, хотя он и не разрешает, но тебе, милый, нежный, добрый и светлый человечек, надобранич!» И прислал открытку – букет роз. Я поблагодарила его, написав, что его букет – на моём «Рабочем столе», для каждого дня, а он тут же ответил: «Умничка! Каждый день на него смотри!»

Валюшка замолчала и лицо её совсем стало похоже на горестную маску. Потом встала, вышла в коридор, и я услышала… Ну, да там, в ванной, умывалась, пытаясь скрыть слезы.

– Валюша, ну что ты? – удивилась я. – Ведь вроде бы ничего… ничего трагического с Алешей не случилось.

Но она молча утерлась, потом прошла в зал, собрала расползшиеся по дивану листки и взглянула на меня:

– Не случилось, говоришь?.. Больше недели от него не было писем, и я подумала: ну, вот и хорошо, наверное, познакомился с девушкой и теперь… А вчера вечером включаю компьютер и читаю: «С прискорбием сообщаю, что Алеша погиб. Благодарю за теплые слова моему брату, которые он слышал от вас. Николай».

– Валя! – я даже испугалась: – Как же так… вдруг? И Николай… это брат Алеши?

Валентина не ответила и, склонившись над сумочкой, нашла в ней носовой платок, утерла слезы. Потом, машинально сворачивая листки в трубочку, сказала, не глядя на меня:

– Да я тут же спросила его: «Николай, как вы узнали о моей переписке с братом?» А он ответил: «Нашел Алёшкин мобильник».

Как, чем надо было утешать Валентину… да и себя? И снова, чтобы успокоить, залепетала:

– Послушай, а может, всё же и Николай… не… а…

Но она вскинула руку, словно отстраняясь от меня:

– Нет! Я чувствую, что всё… все – правда, правда! И Алеша, и его брат Коля. Ведь могло же так быть, могло!

И снова хлынули слезы.

Иногда слова бывают неуместны, бесталанны, – бессильны. Поэтому я подошла к музыкальному центру, поставила наш любимый диск с «Эльвира Мадиган» Моцарта и…

И полилась прекрасная музыка, утешая Валюшу, меня… а, может быть, и Алешку с бабой Люсей, сопровождая их души в освобождённом парящем полёте над грешной, нечестивой Землёй.

(События и письма достоверны.)

Бедненький, так уж никому ты и не нужен? Такой милый, а выдворили. Что, так и будешь теперь ютиться в подъезде?

Это я – мягкой игрушке, маленькому серому… или белому коту в красной шляпке и голубых шортиках. Уже с неделю сиротливо и обиженно сидит он на подоконнике под таким же выселенным фикусом и каждый раз, когда начинаю подниматься на свой пятый, провожает меня грустным взглядом синих глаз, а я невольно опускаю свои, карие, и даже слегка сжимаю плечи, спеша прошмыгнуть мимо, и потому, что он… нет, не он, а взгляд его похож на чей-то! Но никак не могла вспомнить «чей», а вот сегодня, когда опять проходила мимо, то мой биологический Яндекс вдруг выбросил ответ: у неё был такой, у неё!.. у Ланы со странной фамилией Ленок. Ну что ж, спасибо тебе, выселенный и никому не нужный серый… или белый котик, давай за это усыновлю тебя. Пошли…

Ну вот, выкупанный и повеселевший сидишь теперь напротив меня и, может быть, поможешь вспомнить Лану, раз так настырно подшептывал о ней… Ну да, тогда она, мой новый ассистент, появилась у нас незаметно, – главный редактор не представил её на летучке, – и она, сидя в уголке холла, лишь иногда поднимала глаза и пристально всматривалась в кого-либо, – я сразу заметила в ней это. Да и потом не раз улавливала это её потаённое вглядывание, вживание в тех, кто был рядом, и даже в вещи, предметы.

Да понимаешь, серый… нет, теперь уже белый после купанья-то, довольно скоро я поняла: не быть ей ассистентом режиссера с этой своей особенностью, – ассистент во время прямого эфира должен быть бойким и «стойким оловянным солдатиком», схватывающим на лету и исполняющим сказанное, а она… Ну как она могла тут же «воплощать замыслы» режиссера, если вдруг пленялась чем-то и зависала над ним?

А вот тебе пример. Когда во время прямого эфира по тихой связи посылала ей очередную команду, то она не всегда и слышала её, а я через смотровое стекло видела: уставилась на заикающегося выступающего и даже пытается подсказать ему что-то. Ну, а если наезжала самодеятельность для записи концерта, то Лане и вовсе становилась не до режиссера, – до конца выслушивала всех, кто подходил к ней, а если еще и с воздыханиями!.. Ну конечно, непременно надо было утешить жалобщика и тогда с лёгким дрожанием рук, стоя напротив того и готовая вот-вот расплакаться вместе с ним, уже не слышала ни просьб, ни команд… Ты только подумай, мой освежённый белый кот, ну как мне было прервать такую задушевную беседу? Вот и приходилось взваливать всё на другого ассистента, а тот потом тоже жаловался… но уже начальству.