Дана Гельдэ - И малое станет большим, и большое – малым

Наше поколение оказалось «между молотом и наковальней» в перестроечные годы. Те, кто на тот момент был старше нас хотя бы на пять лет, то уже имел какой-то статус, успел что-то сделать для себя. Мы… успели только закончить свои ВУЗы и… все стало меняться и рушиться.

Прежде было ясно: останешься в селе – разведешь скотину – купишь машину, или отработаешь по распределению – поедешь в город – устроишься там на работу – поживешь в общежитие – получишь квартиру. Сейчас эти схемы сгорели от синего пламени перестройки. Никто не понимал что нужно делать. В воздухе крутились вопросы: «Как выжить без денег, которые не выплачивали? За какое дело хвататься, чтобы не прогадать?» Самые ушлые уходили в криминал, который набирал силу, а потом организовал бизнес, смелые сразу шли в бизнес, который еще только рождался ими, растерянные оставались на своих местах, где оказались по распределению, неуверенные, сомневаясь в себе, в переменах к лучшему, заглушали страх алкоголем, наркотиками. Деревни не могли сбыть свою продукцию, заводы и фабрики тоже, они останавливались, потому что теряли партнеров, производственные связи были разрезаны новыми, появившимися после развала Союза, границами. Царил всеобщий крах, потому как те, кто все эти перемены затеял, не обладал ни умом, ни дальновидностью, ни пониманием действительности. Страна, как «летучий голландец», потерявший управление, летела в неизвестность, и мы с тревогой ждали своей участи.

В эти жуткие годы, доносившиеся из кабинета музыки, звуки веселили нас. Когда общество старалось забыть о своем социалистическом прошлом и начинало строить капитализм, из этого кабинета были слышны детские голоса, поющие под Томкин аккордеон: «По долинам и по взгорьям…", «Смело мы в бой пойдем за власть Советов…» Проходя мимо этого абсурда, мы с коллегами смеялись: «Тамара, как Ленин в Разливе, готовится совершить с детьми революцию, будет идти на Кремль впереди колонны с аккордеоном». Увлекшись местными интригами, у нее не хватило ни времени, ни ума, чтобы заметить, что поменялась страна, формация, образование, учебники, программы.

Как обычно, в конце четверти в учительской мы с коллегами работали над отчетом. Для нас, с приходом нового времени, ничего не изменилось, бумаг не убавилось. Тома сидела без дела. Думая, что нам стало скучно, она решила развлечь нас новостями о своей одинокой соседке, любовником которой, по ее версии, был муж одной нашей учительницы. Мы терпеливо молчали, раздраженно ждали, когда она закончит. Словоохотливая коллега уже переходила к следующему рассказу со словами: «Да, что там говорить, когда у нее были такие родители…» Ее рассказ переходил в другое время, к другим людям, и теперь она уже рассказывала об интимной жизни родителей бедной женщины. Наивно полагая, что на этом она остановится, мы крупно ошиблись. Истории этой рассказчицы не иссякали и плавно переходили к бабушкам и дедушкам соседки.

Я не выдержала первой и резко сказала ей: «Избавьте нас, пожалуйста, от всех этих подробностей, мы даже не знаем этих людей. Вот уже полчаса искренне удивляюсь тому, что в вашей голове хранится весь этот бред. Откуда Вы это все знаете о них? Рассказываете так, будто жили с этими людьми в одной семье». «Мне моя мама рассказывала. Все это правда! У меня нет привычки врать!» – раздраженно взвизгнула она, невольно оправдываясь. «Для меня это тем более странно, потому что, в моей семье если говорилось об односельчанах, то говорилось только самое лучшее: „У этого человека хорошие, умные дети“; „У этой женщины золотые руки“; „Эти люди сделали замечательный ремонт“, „Какой у них прекрасный сад, огород!“ и т. д. Поэтому для меня мои односельчане, самые замечательные и лучшие люди в мире!» – выпалила я. Пристыженная моими словами, она вылетела из кабинета, но через несколько минут вернулась. За несколько лет жизни и работы бок о бок с таким человеком, не умея ругаться, я научилась не ставить себя в проигрышное положение. С ехидной ухмылкой, игнорируя молчанием ее словесный поток, я вызывала у нее еще большее раздражение.

У Тамары многим следовало бы поучиться. Без образования, без понимания, без принципов она упорно шла к своей цели. В любом деле важен результат, у Тамары он был. В середине 90-х годов она стала социальным педагогом. Это случилось потому, что настоящего специалиста в селе не было, а пионервожатых уже не должно быть. По принципу: «На безрыбье и рак рыба», ее поставили на эту должность и наша родственница стала активно заниматься тем, о чем не имела никакого представления.