Вероника Ткачёва: Лобстер и картошка в мундире

И это чуть ли не главное правило писателя. И… лжеца.

Старшая дочь просит разрешить ей покрасить волосы в серый цвет. Я, естессно, против. Она меня уговаривает. Долго. Переходит на имя-отчество.

– Ну, Вероника Евгеньевна!

– Ну, Екатерина Дмитриевна! – в тон ей говорю я.

– Я уже 17 лет Екатерина Дмитриевна.

– А я уже страшно сказать, сколько Вероника Евгеньевна, – отвечаю.

– Тогда давай я буду звать тебя Вероникой Николаевной, – предлагает дочь.

– А при чём здесь?.. – не понимаю я.

– Вероникой Николаевной ты будешь недавно, будет сразу не страшно…

Диана нервничает по какому-то поводу. Я по привычке ей говорю:

– Не переживай, всё будет хорошо!

– Мама, вот сейчас мне стало ещё хуже!

– Почему же?

– Потому что после этих слов понимаешь: всё! Точно! Что-то НЕ хорошо!

Мой муж удивительно похож на мою маму (да-да, не на папу, как утверждает фрейдистская теория, хотя на него, наверное, тоже похож). Но с мамой у них как-то больше всего совпадает – реакции, страхи, оценки…

Вообще меня окружают какие-то похожие друг на друга люди. Дети вот тоже…

Мы лет семь назад капитально переезжали. Не из одной квартиры в другую, а из загородного дома в Москву. Это, надо сказать, два совершенно разных образа жизни – загородное житьё и городское. Это ж надо ж решиться. Мне-то давно было ясно, с какого конца огурец лучше есть, с какого он вкуснее. То есть, где жить лучше.

Вот мусор, например. Чтобы за городом его вынести, нужно одеться. А если зима? Сапоги, куртку, штаны потеплее напяливаешь, пыхтя и ворча. А если ещё мороз. А если снег и ветер. Да и в другое время года нас погода в средней полосе не балует – то дождь, то грязь, то ещё что-нибудь. Я за десять лет загородной жизни и забыла, как оно бывает в городе: вышел на лестничную площадку, там мусоропровод, раз – и нет мусора. Только в трубе что-то застучало, заухало – дыц-дыц-дыц-дыц, потом сочное – бам-м-м. Всё! Забыл о мусоре.

Но это ж всё потому, что мусор я выносила. Это ж мне надо было напяливать на себя. Муж на работе. Старшая в школе, потом уроки. Младшая – так её обалдеешь одевать, проще самой. Да и пакет ровно ростом с неё был, с трехлетнюю-то.

Да и не только мусор. Вот хлеб, например. Мы уже когда переехамши были, с год уже, наверное, опять в Москве жили, так я порой по привычке домой приходила и обмирала:

«Осподи! А хлеб-то забыла купить! Как же мы теперь?!»

И чуть ноги не подкашивались. А потом вспоминала, что мы в городе, слава богу. Вот супермаркет под окном, 24 часа в сутки работает. Иди да покупай.

То же самое с другими продуктами, лекарствами, чёрт-те с чем: «Боже-боже, я ж забыла!..» – и сердце колотится, и внутри что-то как ухнет вниз, как лифт какой-то, прямо до пола.

А потом:

«Фух! Я ж в Москве!»

И – счастье. И сразу вспоминаю все прелести: и магазин под боком, и мусоропровод, и тропинку к калитке от снега откапывать не надо – дворников вон сколько развелось.

Во времена моего детства одна дворничиха теть-Нина четыре подъезда нашего дома мыла, мусор от 12 этажей, умноженных на четыре, выгребала, двор убирала – круглый год чисто было. И всё одна. И наш дом у неё был не единственный. Ну это так, в скобках.

Но вернёмся к великому переселению нашего семейства. Конечно, долго препирались по поводу переезда вообще, в принципе. Но квартиру ремонтировали. А тут ещё пробки. Ну хоть руль на себя и – взлетай. Никак не проехать. Хоть пешком ходи. Так не дойдёшь же… Ни мужу до работы, ни ребёнку до школы – не дойти. Не дойти им, а в город рвусь я. Вот парадокс.

Ну всё. Квартира готова. Почти. Все знают, что ремонт закончить нельзя, его можно только прекратить. А таких в семье у нас почему-то не находится – чтобы ремонт прекратил бы одним мановением руки. Понимаю истину из советского моего детства – кто же, если не ты? То есть не я. Кто? Некому.

И тут я волевым таким голосом говорю: «Всё! Послезавтра переезжаем!»

Все, кроме младшей, говорят: «Ага». Младшей вообще всё равно, ей лишь бы мама рядом была. И все забывают.

На следующий день я гну свою линию:

«Завтра переезжаем. Вещи собирайте. Самое необходимое на первое время».

Все говорят: «Ага» и вещи не собирают.

Назавтра с утра голосом с металлическими обертонами я говорю:

– Сегодня ночуем в Москве.

Мужу и старшей дочке по отдельности. Как-то так получилось. Без общего сбора.

Сначала дочке.