Марина Довгаль - Золотая эпоха. Сборник рассказов

Глядя на судий, обвинителей, следователей и солдат охраны он видел в их лицах еврейские черты, которые он чувствовал сердцем и распознавал еврейскую кровь до седьмого колена. Даже негры не выпадали из этой еврейской компании.

На заседании Нюрнбергского трибунала 30 июля 1946 года советский обвинитель Р. А. Руденко в адрес Юлиуса Штрейхера сказал: «Наряду с Гиммлером, Кальтенбруннером, Полем, всеми теми, кто замышлял, конструировал и приводил в действие газовые камеры, наряду с теми, кто непосредственно осуществлял массовые акции, Штрейхер должен нести ответственность за наиболее жестокие преступления германского фашизма.

Разжигание национальной и расовой розни, воспитание извращенной жестокости и призывы к убийствам были не только долголетней партийной обязанностью, но и доходной специальностью этого человека. Без «Штюрмера» и ее хозяина германский фашизм не смог бы так быстро воспитать те массовые кадры убийц, которые непосредственно осуществляли преступные планы Гитлера и его клики: уничтожение более шести миллионов мирных евреев Европы».

Камера уже не раздражала его больше, даже как-то свыклась за проведенные в ней год с лишним. Суд закончился и осталось только ждать, когда же это произойдет. Это, что оборвет его жизнь. Все свободное время Юлиус писал завещание. Писал, рвал и снова писал листок за листком свои сумбурные мысли, почему-то лишившиеся подъема и энтузиазма. Ему хотелось оставить что-то такое возвышенное, но мысль лихорадило, и слова не ложились как надо…. Неприятный лязг повернутого в замочной скважине ключа прервал работу. Дверь открылась. Серые стены качнулись устрашающе. Вот и пришло оно, подумал он, увидев в проеме целый эскорт. Было 16 октября 1946 года около двух часов дня. Гулкий коридор, бухающий звуками шагов, заставлял вздрагивать натянутое, как струна тело. Огромная петля призывно раскачивалась над эшафотом. Страх мерзко пополз, проникая все глубже и глубже в сознание. Идти, совсем не хотелось. Но глядя в бездушные еврейские лица окруживших его палачей, он нашел в себе силы и, стараясь шагать, твердо продолжал свой путь.

Те, кто поднимались сюда до Штрейхера, вели себя по-разному: кто-то молчал, уйдя в себя, кто-то молился, просил у Бога прощения… Кейтель стоял навытяжку, когда палач надевал на его голову мешок. Кальтенбруннер ухватился обеими руками за веревку на горле и не выпускал. Розенберг попросил пастора повторить для него молитву, и тот повторил. Заукель повторял слова за пастором….

Поднимаясь к месту казни Юлиус насчитал тринадцать ступеней, встал под железный крюк, с которого свисала веревка. Пастор прочел короткую молитву. Палач – сержант армии США Джон Вуд стоял наготове с черным колпаком из плотной ткани, ожидая команды надеть его на голову приговоренного. Юлиус обвел не видящим взглядом помещение и громко выкрикнул: «Пуримфест» (еврейский праздник Пурим – торжество над врагами иудеев). А затем еще громче, два раза – «Хайль Гитлер!». Вуд позже рассказывал, что третье «Хайль» донеслось уже из мешка. После приведения приговора в исполнение тело Штрейхера вместе с телами других казненных было кремировано, а прах развеян.

Так завершил свой жизненный путь редактор немецкого издательства «Дер Штюрмер» Юлиус Штрейхер. За что же был осужден Штрейхер? Он сам не убивал, не отдавал приказов о расстрелах, отправке в газовые камеры и крематории. Его осудили за пропаганду ненависти, за антисемитскую пропаганду, за подстрекательство к геноциду, за призывы к разжиганию агрессии и шовинизм.

Прецедент Штрейхера послужил уроком и повлиял на формирование правовой позиции законодательства и судопроизводства цивилизованных стран по отношению к пропаганде межнациональной ненависти и дегуманизации в СМИ.

Семьдесят лет прошло с тех пор. Но, как, оказалось, забылись уроки истории. Снова подымает голову фашизм. Опять звучат уже в современных СМИ слова о превосходстве одной нации над другой, слышатся возгласы оправдания войне, нарушениям собственного законодательства и международных договоров. С трибуны, которую слушают миллионы людей, льется ложь, а действительность искажается до неузнаваемости. Хочется напомнить, Юлиус Штрейхер был фанатик, убежденный нацист, что нельзя сказать о журналистах современниках. Так что же ими движет? Деньги. Слава. Что? Неужели они не осознают о последствиях своих действий. На что надеются?