Александр Образцов - Учитель поэзии (сборник)

На третий турнир мы поехали вдвоем. То есть меня уже готовили на первые роли.

Я не скажу, что я не честолюбив. Мне надоело быть вторым. Но кто виноват в том, что мы бегали в одно время? Если бы я пришел раньше или позже его, то сумел бы (знаю – сумел бы) стать первым. Но такие, как Балерина, появляются редко. Их в спорте, как и в других видах деятельности: в науке, в искусстве – единицы. Я понимал это. И понимал свою роль – оттенять его славу.

Это был лучший забег в моей жизни.

Он был мрачен перед стартом. Слишком долго он устанавливал стартовые колодки, затем сел в траву, начал массировать икры. Я подошел к нему.

– Ну что, – сказал я, – побегаем?

Он посмотрел мимо меня и ничего не ответил.

– Помнишь, четыре года назад, а? – продолжал я идиотски-бодрым голосом. – Такая же погодка была! Эх, чувствую, принесу вам, синьор, десяток метров!

– Ты? – спросил он. – Мне?

– Да всем здесь. И тебе в том числе, – сказал я и быстро отошел.

Чувствовал я себя действительно прекрасно. И после двухсот метров, когда мы выстроились вдоль бровки, был первым.

«Или выиграть?» – мелькнула у меня подлая мысль.

Балерина бежал след в след. Теперь уже он смотрел на мои не очень ему знакомые ноги, теперь уже он стерег меня и только меня. Я видел, оглянувшись, его зверское лицо. Да, заглотил он наживку.

Я знал его силы. Знал, что на длинный спурт его не хватит. Но как сделать, чтобы остальные не рванули раньше?

И я продолжал в том же темпе. Как я чувствовал в том забеге настроение всех восьми! Как будто я угождал им всем выбранным темпом, как будто привел к общему знаменателю их желания!

Мы выкатились на предпоследнюю прямую. Я бежал по-прежнему первым. Перед выходом на вираж я был уже уверен в его победе…

На последнюю прямую мы вышли грудь в грудь. И снова я играл с ним как хотел. Я то делал вид, что теряю силы, и он обходил меня со знакомой усмешкой, то снова прибавлял. И лишь на последних метрах я отпустил его окончательно. Он финишировал с поднятой рукой. Он ликовал.

– Ну что, хлестун? – подошел он ко мне.

– Ничего, – сказал я спокойно. Впервые я говорил с ним, как равный. Он внимательно посмотрел на меня, протянул руку, и я коротко шлепнул его ладонь.

Понял ли он что-нибудь? Я не знаю. Но в его серебре на Олимпиаде полмедали мои.

И все-таки он сошел. Он сошел раньше, и это серебро он получил только потому, что он был он. Никто не смог бы этого сделать, я уверен, кроме него, уже сойдя с дорожки.

Что было потом? Разве это интересно? Настоящая его жизнь окончилась, и началась вторая серия, где уже ничего не будет.

А, может быть, я ошибаюсь. Ведь живет сейчас в неизвестности, плохо живет, без семьи, но живет, тренирует в ДЮСШ прыгунов и метателей.

Приглашал я его к себе (не надо было, конечно) в бригаду, в сборную. Усмехнулся, склонил голову и исподлобья посмотрел на меня ласково (да, ласково!), как-то ласково-непонимающе – оттуда посмотрел, из прошлого. Там он оставался, и останется там, видимо, до конца.

Война – это путь обмана…

Знание наперед нельзя получить от богов и демонов, нельзя получить и путем умозаключений по сходству, нельзя и путем всяких вычислений.

Знание положения противника можно получить только от людей.

Ему, Вячеславу Никитину, было двадцать девять лет, когда он понял, что пора жениться. Мало того, что возраст, так ведь еще и пятый курс института, а распределение? Попадешь в город Нижнеудинск, а то и в поселок Октябрьский Коми АССР и кукуй. И будешь куковать, мучительно решая, кому отдать предпочтение: худощавой учительнице математики или пятипудовой бухгалтерше из райпо. Или красавице в узеньким горлышком и прозрачным, журчащим голоском, после общения с которой учительница становится внешне уже не так худощава, а бухгалтерша почти соблазни тельна.

Повздыхал Слава и начал осматриваться по сторонам. Однокурсницы как-то приелись за пять лет совместной учебы, да и остались незанятыми к диплому только самые неинтересные. Хотелось, конечно, хоть самой маленькой, крошечной любви. Или увлечения, на худой конец. Такого, хотя бы, как на втором курсе, когда пошли с одной из однокурсниц в лес, и она называла по пути все растения, вплоть до трав, читала нараспев стихи Есенина и вскрикивала, как сумасшедшая, как только он пытался до нее дотронуться. Но это была их единственная прогулка. Скоро она вышла замуж за студента-юриста, который жил не в общежитии, а в Городе. К тому же Слава был старше всех на факультете, и на него смотрели, соответственно, как на старика. Все еще были не обломаны жизнью, привередливы и видели себя будущими владелицами гаражей и дач.