Александр Образцов - Способы обольщения женщин (сборник)

Царевич сослался на то, что он любит плавать один. Все несколько удивились этому и отложили избрание. Так у него появился странный статус – царица не царица, гость не гость.

Царевич же, видя такое количество красавиц, отъевшись и отоспавшись, начал думать, как ему сделать так, чтобы царица поняла, что самое лучшее на свете?

Однажды конь, также сытый и сильный, вдруг заржал, всхрапнул и из низа живота у него толчками начало выползать черное.

Царица страшно поразилась.

– Как бы объяснить, – начал царевич. – Это то, что нужно вставить туда, где у другого коня не это, а наоборот.

Царица ничего не поняла. Тогда он нарисовал ей двух коней, у одного из которых снаружи то, что у другого внутри.

– Но так не бывает! – засмеялась царица. – Все только внутри.

– А у коня?

Царица задумалась.

– Но если нет коня, у которого внутри, значит конь только такой!

Тогда царевич решился.

– Но дело в том, что и у меня, как у коня… – сказал он.

Царица с ужасом посмотрела на него:

– Черное? Большое?

– Нет! Не большое.

Царица снова засмеялась, собрала женщин в бассейне, и все начали смотреть, как царевич раздевается. Он снял рубаху – и все застонали. Кожа была чиста, и странная симпатия была, но грудь была совсем маленькая! Ее не было! Когда же царевич снял и шальвары, – хохот возник в бассейне. Все показывали пальцами на странную, смешную штуку, которая была между ног царевича.

И царевич стал шутом. Стоило ему где-то появиться, как все просили его снять шальвары и показать ту штуку. Что делать? Он снимал, все хохотали. Быстро привыкаешь быть шутом, если не такой, как все. Иначе жизнь становится сложна и опасна.

Одна царица относилась к нему серьезно. И если бы не она, то его из-за отсутствия к нему странной симпатии давно переселили бы в большие дома, где жили все вместе.

Царица не раз пыталась понять хоть что-то из его объяснений о разнополости. Когда же он однажды сказал, что такие, как он, правят в других странах, а женщины служат для удовольствий и прислуги, то она разгневалась, и царевичу не миновать было бы опалы, если бы не ее страстное увлечение скачками. После скачек царица чувствовала волнение, ее куда-то тянуло и отчего-то нравилось дойти до дворца с царевичем рука об руку. Во дворце она тут же посещала бассейн, долго и с удовольствием плавала.

Наступило время эпидемии. Жительницы обленились, ходили нечесаные, зевали, бродили по дорогам. Во дворце также была скука, в бассейне теперь редко кто бывал, и царевич часто в одиночестве нырял и резвился там.

Была ночь, царице не спалось. По коридорам дворца слонялись богатые женщины, ни с кем встречаться не хотелось, и она завернула в бассейн, решив искупаться через силу. Светила луна, в бассейне слышался плеск воды, кто-то пел, фыркал и иногда стонал от наслаждения.

Царице неприятно было слышать это, когда сама она скучала и томилась. Она стояла за персиковым деревом в тени. Из бассейна вышел царевич. Тело его при лунном свете было совсем серебряным, и царица позавидовала бы чистоте его кожи, если бы он не был так уродлив. Он постоял в задумчивости, затем поднял лицо к луне, глубоко вздохнул, и царица вдруг увидела, что смешная штука начала подниматься, увеличиваясь на глазах. Как ни досадно было ей, а она не смогла сдержать смеха. Она подошла к царевичу и, хохоча, присела на корточки, разглядывая новое превращение царевича. Вот теперь-то он был действительно смешон! Если раньше она жалела его, думая, что эта штука причиняет ему большие неудобства в жизни, особенно при скачках, то теперь! Она тронула штуку пальцем. Та закачалась. Она придавила ее ладонью – та вырвалась и хлопнула царевича по животу. Никогда царица так не смеялась! Она повела царевича к себе и долго забавлялась с ним. Всю ее хандру как рукой сняло. Назавтра с утра она снова вызвала царевича. Штука болталась. Она нахмурилась и потребовала, чтобы царевич поднял ее. Он испугался, начал пробовать сделать это, но штука едва шевелилась. Тогда она приказала высечь его. Царевича высекли, но штука не поднималась. Терпению царицы пришел конец, и царевича отправили в самый большой дом, где вместе жило очень много женщин с плохой кожей, не внушающих странной симпатии. По утрам они развозили навоз на поля, пропалывали рис, носили воду, купались в обыкновенной речке. Спали на длинных деревянных помостах на сене, которое меняли раз в две недели.

Через некоторое время от такой жизни царевич опустился, перестал следить за собой, ходил нечесаный, немытый. К тому же по вечерам он вынужден был снимать шальвары, и усталые женщины по два часа кряду надрывали животы, глядя на него. Вскоре, однако, он всем так надоел, что никто не хотел спать рядом с ним, и его изгнали в темный угол, где жила какая-то замарашка, с кожей, постоянно покрытой болячками, внушающая всем странное отвращение молчаливостью и неумением громко хохотать. Ей даже сено меняли раз в два месяца, потому что женщины, меняющие сено, брезговали подходить к этому углу.