Кирилл Панфилов - Мост над рекой Нум-Хет. Повесть

– Какая?

– Сегодня мне нестерпимо захотелось колы. Я подхожу в магазине к холодильнику, вынимаю бутылку, а у неё крышка отлетает, и кола, разумеется, фонтаном наружу.

– Зрелищно, – согласилась Юмилла.

– Это одна беда. Иду домой, локтём чуть не взорвал пакет с чипсами.

– Жалко, что не взорвал, – посочувствовала девушка.

– Ну чего ты. А давеча, когда я заваривал чай, на свежевымытом полу случайно оказалась лужа заварки. Я не знаю, как это у меня получается. Уже два дня подряд то одно, то другое.

– Справляешься?

– Мне ужасно не хватает женского участия. Я сейчас себе чай налил и бутербродов сделал. Кроме того, что сдобная булочка липнет к зубам, пока всё идёт хорошо. Но я опасаюсь.

– Сдобная булочка, – задумчиво проговорила Юмилла. – Бутерброды.

– Да! Да! И я планирую лечь и тихо лежать, пока ничего не произошло.

– А я грустно гляжу на одинокий банан. Ты там береги себя. Не зацепи стул. Стол тоже не зацепи. Телефон не урони. Со шкафом осторожнее.

– Шкаф дальше. Ему ничего не грозит. Остальное в зоне риска.

– Ну я спокойна за шкаф.

– Это бы всё ничего, Юми. Но я гадаю, почему бутерброд оказался надкусанным с противоположной от меня стороны.

Юмилла уронила трубку и от смеха упала в кресло. Из трубки всё раздавались воркующие и призывные звуки. Отдышавшись, она снова взяла телефон:

– Ты пока жив?

– Относительно. У меня острая нехватка Юмилл в окружающей среде.

– Я намёков не понимаю и не буду понимать, даже если ты выразишься предельно конкретно и недвусмысленно.

– Это как отказ трактовать?

– Нет, – пояснила Юмилла. – Это просто очередная мудрость из моих уст.

– Я записал. То есть сегодня вечером мне возбраняется повести тебя в кафе?

– Понимаешь, дорогой Тау-руми. Я вчера весь день провела в кафе. Официанткой. И завтра мне предстоит примерно то же самое на полдня. Так что я буду отчаянно сопротивляться и звать на помощь, если ты меня поведёшь в кафе и сегодня.

– Сказать, что я просто удручён – это значит промолчать. А что сможет усладить твою душу?

– Тебе на размышление об этом даются примерно сутки, юноша. А теперь саёнара. У меня тут урок японского.

Таус невыразимо грустно попрощался и повесил трубку. Юмилла улыбнулась и снова принялась за чтение. Потом резко спрыгнула с кресла, взяла чистый лист бумаги и перо и, задержав дыхание, вывела в два столбца:

В цветы абрикоса влюбляешься каждый раз,

Стоит их только увидеть снова весной.

Полюбовалась размашистой надписью чёрной тушью по светло-бежевой бумаге, положила листок на стол. Вряд ли кто-то, кроме неё, поймёт намёк в этой надписи, подумала она и с чистой совестью пошла гулять. По дороге сорвала небольшую кисть винограда и дошла до реки, наслаждаясь сладкими ягодами, взрывающимися соком во рту.

Метрах в трёхстах от моста была тропинка, которая вела вниз, к самой воде. Летом тропинка зарастала буйной травой, радующейся солнцу, а сейчас растительность около неё напоминала семидневную щетину неопрятного старика: жёсткие стебли высохшей травы, вялый ковёр из налетевших листьев, уже утративших благородный цвет осени.

Виноград уже закончился, так что девушка могла внимательно и вдумчиво спускаться по крутой тропинке. Внизу было любимое место на больших камнях, частично покрытых мхом в местах, где они соприкасались. Юмилла села на один из камней и стала смотреть на воду реки Нум-Хет. На древнем языке это название значило: «Седая вода». Осенью это название было особенно понятно. Вся природа вокруг напоминала старость и увядание. Деревья – как пожившие и изведавшие на своём веку люди; равнодушные серые камни вокруг; река, которая при внешней живости была покрыта седой пеной от частых ударов о камни изрезанного морщинами берега.

Иногда брызги долетали до ног девушки. Юмилла подумала, что это похоже на острый и колючий взгляд из-под седых бровей.

– До чего же всё уныло, – произнесла она вслух и критически осмотрела себя. Блеклых цветов одежда, почти никакого макияжа. Очевидно, подсознательно она тоже поддалась настроению холодной осени.

Нерешительно звякнул телефон; девушка достала его и прочитала сообщение от Тауса. Фотография одинокого цветка и несколько слов: «Понял, что тогда я совершил ошибку. Простишь?»

Юмилла, как всегда, когда была в глубочайшей нерешительности, потёрла кончик носа. Было сильное искушение написать что-то в духе «Да нет» или… или вообще не отвечать. На последнем она пока и остановилась. Вода всё так же монотонно кипела в реке. Ледяной кипяток. Девушка вздохнула – изо рта пошёл пар, и она поняла, что, оказывается, замёрзла. Кисти рук порозовели. Она потёрла ладони друг о друга и быстро поднялась вверх. На поверхности – девушка всегда фантазировала, что она спускается в какое-то подземное царство – было теплее, и природа не казалась такой гнетущей. Деревья тихо стояли, облачённые в расписные «сурани», под ногами, вжав голову в плечи, прошмыгнула кошка, уносящая в зубах кусок чьей-то украденной сосиски. Спокойствие и ожидание чего-то было разлито в воздухе. Юмилла поймала пикирующий вниз красный лист и устроила его рядом с воротом куртки.